Хантер Томпсон - Проклятие Гавайев

– Есть отличный набор столовых ножей – 77 лезвий, включая превосходный мясницкий секач.

– Это я могу и в обслуживании номеров заказать, – сказал я, – что еще есть?

На сей раз пауза протянулась дольше. На заднем плане я слышал женщину, кричащую что-то о «сумасшедшем», который "отрубит нам головы".

– Ты уволена, – заорал он, – я устал от этого нытья. Не твоего ума дело, что у нас покупают. Вон отсюда! Нужно было уволить тебя еще раньше!

Послышались звуки потасовки и журчание злых голосов, после чего он вернулся.

– Думаю, у меня есть то, что вам нужно, – мягко произнес он, – заостренная самоанская булава. Ею вы и пальму раздробите.

– Сколько она весит?

– Ну… э-э… да, конечно… не могли бы вы подождать минутку? У меня есть почтовые весы.

Еще больше шума на том конце, сильное дребезжание и, наконец, голос:

– Она очень тяжелая, сэр. Мои весы не выдерживают. – Он крякнул. – Да, сэр, эта штуковина тяжеленная. Предположу, что килограмма четыре с половиной. Ею машут как кузнечным молотом. Нет такого существа в природе, которое с ее помощью нельзя было бы прикончить.

– Сколько стоит?

– Полторы.

– Полторы? За палку?

Секунду ответа не было.

– Нет, сэр, – сказал он по истечении, – то, что я держу в руке – не палка. Это боевая самоанская булава, которой порядка трехсот лет. А еще это великолепнейшее оружие, – добавил он. – Я бы мог с ее помощью вашу дверь вынести.

– Не стоит. Пришлите мне эту штукенцию в номер немедленно, вместе с алоэ.

– Да, сэр. А как будете расплачиваться?

– Как угодно. Мы богаты до неприличия. Деньги для нас – мусор.

– Без проблем, – сказал он, – буду через пять минут.

Я повесил трубку и повернулся к Ральфу, который беззвучно корчился в очередном спазме на грязном резиновом полотнище.

– Все улажено, – заявил я, – считай, ты уже на ногах. Мой знакомый из магазина подарков уже поднимается с алоэ и убойной полинезийской булавой.

– О, Боже! – прокряхтел Ральф, – еще один!

– Ага. – Сказал я, накатывая себе новый стакан виски. – В его голосе было что-то не то. Вероятно, церемониться с ним не стоит.

Я отсутствующе улыбнулся и продолжил:

– Мы все равно примемся за твое добро, Ральф, рано или поздно. Так почему не сейчас?

– Какое добро? – вскрикнул он, – ты прекрасно знаешь, я не употребляю наркотики.

– Хорош, Ральф, я уже устал от твоего заплесневелого вранья. Где оно?

Прежде чем он успел что-либо ответить, в дверь постучали, и в комнату с воплями "Алоха! Алоха!" скакнул гигантский самоанец, размахивавший здоровенной черной берцовой костью.

– Добро пожаловать на острова, – проревел он, – меня зовут Морис. Вот ваше оружие.

То была устрашающая хрень, которая без затруднений разнесла бы вдребезги мраморный унитаз.

– А вот подарок, – улыбнулся Морис, извлекая увесистый бокс спелой марихуаны из кармана, – там такой еще навалом.

– Анна! – завизжал Ральф, – Анна! Вызови менеджера!

Я хлопнул Мориса по плечу и вывел в коридор.

– Мистер Стедман сегодня не в себе, – объяснил я, – он пошел понырять и повредил спину о коралловый риф.

Морис кивнул:

– Дайте знать, если понадобится помощь. У меня куча родственников в Гонолулу. Я знаю многих врачей.

– Я тоже. Я сам врач.

Мы пожали руки, и он вприпрыжку направился к лифту. Я вернулся в спальню и размельчил алоэ, игнорируя старческие причитания Ральфа. Его жена нервно смотрела, как я аккуратно накладываю на рану зеленую кашицу.

– С его спиной все порядке, – уведомил я ее, – только раздулась. Он подцепил какой-то яд с огненного коралла, но алоэ его вытянет.

После лечения алоэ Ральф отключился, но через двадцать минут бесновался вновь, и я убедил его съесть кулек корня валерианы, который его моментально успокоил. Спазмы стали легче, и он смог сесть на кровати и упереться в вечерние теленовости, чтобы расстроиться от сцены, в которой громила пинал куски туристской плоти по общественному пляжу рядом с Пирл Харбор. Глаза Ральфа потускнели, а лицо стало болезненно бледным. Капли слюны стекали с подбородка. Несмотря на замедленную речь, он просветлел, когда я сообщил ему, что через три часа за нами заедет лимузин, чтобы откантовать на вечеринку.

– Мы сможем завести знакомства, – сказал он, – я хочу заключить сделку с "Бадвайзером".

Я пропустил это мимо ушей. Это говорит корень валерианы, подумал я. Видимо, я многовато ему скормил.

Ральф опять распустил слюни, зрачки – в кучу. Он хотел-было свернуть сигарету, но рассыпал табак по всей постели, и мне пришлось отобрать у него машинку для скручивания.

По-моему, он даже не заметил.

– Дождь еще не прекратился? – пробормотал он, – я не выдержу этой мерзкой погоды, она меня убивает.

– Не беспокойся. Это всего лишь сраный шторм. Все, что от нас требуется – это пробыть здесь гонку. Потом скипнем в Кону и расслабимся. Там погода хорошая.

Ральф кивнул, пялясь сквозь ливень на красный гольф-кар, медленно ехавший по дорожке "Загородного клуба Уайлили".

– Кона? – спросил он, в конце концов, – я полагал, мы поедем на Гуам, к политикам.

– Что?

– Гуам.

– Мне набрал какой-то обсос из Орегона…

– Это Перри, – пояснил я, – из "Бега".

– Точно. Редактор. Он велел нам ехать на Гуам, чтобы взглянуть на долбанные выборы.

– Что?!

– В следующее воскресенье.

– Нет, Ральф, – сказал я, поразмыслив, – на этот день назначен Марафон в Гонолулу. То, ради чего мы здесь.

– Марафон?

Я пристально на него посмотрел. Рот не закрывался, а глаза превратились в красные щелки. Корень валерианы скоро отпустит, но, возможно, не так скоро, как хотелось бы. Между тем, совсем без стимуляторов Ральф может околеть.

Я протянул ему бутыль виски, которую он охотно ухватил обеими руками, тихо захныкав, поднеся ее к губам. Он сделал глоток, издал животный клич и заблевал всю кровать.

Я поймал его, когда он скатился на пол, и отволок в ванную. Последнюю треть метра он проковылял на своих двоих и рухнул на колени в душевой кабинке. Я пустил воду, оба крана до отказа, и прикрыл дверь, чтобы ни жена, ни дочь не слышали его дегенеративных воплей.

Вечеринка выдалась бестолковая. Мы прибыли, опоздав на ужин, и везде висели таблички "НЕ КУРИТЬ". Ральф попытался общаться, но выглядел настолько больным, что никто из гостей не желал с ним контактировать. Многие были бегунами мирового класса, фанатиками своего здоровья, поэтому от вида Ральфа они поеживались. Алоэ подлечило его спину, но он все еще выглядел, как жертва разбоя, физический облик которого астрономически далек от идеального. Он хромал из комнаты в комнату со своим альбомом, в прострации от корня валерианы, пока мужчина в серебряном найковском спортивном костюме не вывел его наружу и не посоветовал пройти обследование в лепрозории Молокая.