Хантер Томпсон - Проклятие Гавайев

Обычно со всеми этими вопросами ему звонит Лейла. Что вдвойне его нервирует, потому что в душе он понимает – это не нормально. Но он никогда не кладет трубку. А потом она ему перезванивает, чтобы уточнить кое-какие детали… словом, они проводят вместе много времени за делом и часов за потехой.

Кое-что срастается. Это проветривает мой мозг и дает передышку, чтобы сфокусироваться. Ночи напролет я печатаю, а днем шмонаю дороги в поисках Пеле. Она постоянно голосует, главным образом, в обличье старушенции. Посему я очень много езжу и сажаю толпы хичхайкеров, особенно старых перечниц… но на скорости 65 километров в час срок годности установить непросто; и позорная правда в том, что в любой жаркий полдень меня можно наблюдать на Алии-Драйв в мустанге, цепляющим женщин всех возрастных категорий.

Пока мы едем, я их пытаю. Некоторые этого не выдерживают: рыдают, врут, подвывают радио и демонстрируют сиськи во всей красе, а многие клянутся, что влюблены в меня по уши к тому моменту, как мы подъезжаем к автостоянке.

Туда я их и везу, вне зависимости от того, куда они просят их доставить. Я везу их до самого конца Алии-Драйв, потом со склона к призрачной бухточке, и всю дорогу предлагаю кирнуть теплого джина из бутылки без горлышка, зажатой у меня между ног.

Многие дамы согласны на что угодно, лишь бы не пить джин со стокилограммовым лысым психом в машине с открытым верхом в послеобеденные часы на Алии-Драйв или на парковке. Где я, кстати, их всегда и бросаю. Ну, за исключением тех, кто пьет джин.

ОК

Х.С.Т.

10 июня 1981, Кона

Дорогой Ральф,

Ладно… сейчас все ДЕЙСТВИТЕЛЬНО иначе. Это заняло чуть больше времени, чем я предполагал, но орешек под названием Кона, наконец, раскололся. Примерно через шесть часов после того, как я совершил последнюю ходку по Пиздатой дороге, я сидел в кресле для рыбной ловли в лодке под названием «Ципочка». Я ввязался в отчаянную схватку с громадной рыбиной – и 17 минут спустя я подтянул ее так близко, что смог дотянуться и разнести ей мозг одним сумасшедшим ударом Большой полинезийской булавы.

Былого высокомерия как не бывало, Ральф. Теперь я могу бухать с рыбаками. С большими мальчиками. Мы собираемся в «Хагго» где-нибудь на заходе солнца – потравить байки, попить коктейль «Каталажка» и погорланить дикие песни про Цингу. Я стал одним из них. В ночь, когда я поймал рыбину, я отрубился в «Хагго», а прошлой ночью меня вышвырнули из таверны «Кона» за то, что без причины пнул хозяина по яйцам. Последнее, что он спросил после того, как пригласил нас на ужин и принял чек на $276, было:

– За что ты меня так?

Вслед за этим его глаза закатились, а сам он с жутким стоном приложился о выступ из черного камня на лестничной площадке. Вот что я услышал сегодня, когда позвонил узнать, получил ли он отправленные мной в качестве извинения розы… ага, все именно так. Впервые в жизни я послал мужчине дюжину роз. Парни в «Хагго» озверели, услышав об этом. Они ржали, как дураки, похлопывали меня по спине и даже восстановили мои привилегии в баре. Мардиан – тот, кому я дал по яйцам – им не по душе, потому что первым, что он сделал после покупки таверны «Кона» был поход к рыбакам в «Хагго», где он заявил, что разорит заведение за полгода, и любой, кому это не понравится, может смело пососать его черный пояс.

Он очень хорошо владеет каратэ и, видимо, открутит мне голову в следующий раз, как я соберусь у него выпить… Но мне нравятся маргариты на закате, Ральф, а таверна «Кона» – единственное место в городе, где мои чеки идут не хуже налички.

Хватит уже, да? Кажется, пора уезжать.

Но прежде чем я соберусь, хочу поведать тебе рыбацкую историю. Рабочее название – "Как поймать большого марлина в глубоких водах", но я еще могу передумать до того, как она пойдет в печать.

Это шизанутая история, Ральф. Она была шизанутой с самого начала и неумолимо шизеет день ото дня. Им не понять, почему я до сих здесь. Я с ними солидарен, по правде сказать – разве что это работа, но расходы чудовищны.

Они и ВПРЯМЬ чудовищны. Если эта книга не станет бестселлером, мне придется идти работать или чартерным капитаном, или риэлтором, а, может, и по совместительству. Такой шаг обеспечит мне своего рода точку опоры – вернее, ее иллюзию, да и то ненадолго.

На рыбной ловле я бы концы с концами свел, а вот за рынок недвижимости не ручаюсь – сегодня он настолько никудышен, что дай мне дом на Алии-Драйв, и к рождеству я все равно обанкрочусь. Все побережье уходит с молотка: достается тому, кто предложит наивысшую цену, а, в сущности, вообще любому покупателю. Никто ничего не приобретает, если цена не занижена в десять раз.

Шестьсот риэлторов Коны, и все, что сейчас они между собой поделили – это 50 сорванных контрактов с условными платежами. Такова обстановка спустя полгода после того, как ты уехал в начале января.

Язык не повернется назвать это рынком спекулянтов.

Затем один туземец вышел из толпы, следовавшей за ним, с палицей, занес ее и ударил его со страшной силой. Кук шатаясь, прошагал несколько метров и сел на колено, уперев в землю руку. Его мушкет с грохотом упал на камни рядом.

Удар явно не убил капитана, хотя и сильно контузил. Другой туземец добил его. Кука узнали несколько свидетелей. Мускулистый вождь Куа подскочил к нему, наклонился, занес дротик и воткнул Куку в шею.

Он был все еще жив, даже этот удар его не убил, но отбросил капитана в каменную расщелину, полную воды, принесенной приливом. Куа вновь налетел на него, пронзив несколько раз, пока остальные пытались утопить капитана. В качестве последнего жеста неповиновения Кук поднял голову. Те, кто был в шлюпке, видели его грубоватое лицо отчетливо, но недолго. Его губы сложились в немом крике, он слабо махал им рукой. Он попытался встать, но получил еще один удар палицей. Теперь уже не было ничего – за исключением кошмарного зрелища нанесенного увечья.

Генри Роджерс из Шорхема в графстве Сассекс, первый помощник капитана, был одним из невольных очевидцев в шлюпке; и эта картина будет преследовать каждого из них всю оставшуюся жизнь. Аборигены сгустились над трупом, как волки над убитым лосем, вонзаясь в него дротиками и колошматя камнями и палицами. В какой-то момент они подняли тело из расщелины и несколько раз ударили головой о скалу.

Зато это наш рынок, Ральф. Здешние педрилы уже легли кверху жопой, многие сваливают. Если к Дню Труда у нас на руках будут деньги, мы здесь все скупим и замутим свои законы.

Именно так. Да. И довольно об этом. Пора вернуться к истокам. Мы можем приобрести недвижимость, Ральф. И наказать виновных… Но сейчас я расскажу тебе, что случилось, когда я поймал рыбу.