Чак Паланик - Ссудный день [litres]

Самым желанным белому качеством черных является умение испытывать счастье. Черные способны на такое благодушие, которому белые могут лишь завидовать. За века невзгод и гонений черные развили в себе необыкновенную энергию и внутреннюю негу. Чтобы омрачить эту радость, белые придумали культивацию обид и отравили ими черных, вытеснив счастье из их душ ненавистью и гневом. Сея страх и неуверенность, белые лишили черных величайшей их силы. Научив черных лелеять обиды, белые наслали на них такое горе, которое не сравнится с белым несчастьем.

Скорчившись в алом бархатном кресле, существо моргало изумленными глазами.

– Маса Джамал? – прелепетало оно, чмокнув распухшими губами. – Там в эта книга правда так написано?

Джамал кивнул.

Существо закивало в ответ.

– А оно так и есть.

Задумавшись, оно устремило взгляд старческих глаз на собственное отражение в начищенном серебре стакана для джулепа.

– Маса Джамал? А твоя веришь в Господь?

Джамал был слегка пьян.

– Я люблю божьи творения, но не отдаю ему должной благодарности. – Наклонившись к Барнабасу, он заговорщицким тоном признался: – Если бы я возносил молитвы хотя бы в два раза реже, чем лазаю в интернет за порнухой, я был бы спасен. Это уж точно. Эх, любил бы я Господа хоть вполовину меньше, чем его прекрасных, прекрасных созданий!..

Барнабас его как будто понял. И от этого на миг сквозь гремлинскую личину проступила истинная сущность – белая старушка, которая очень боится выпасть из родового гнезда. А Джамал вдруг осознал свой самый большой страх – что этот маленький сгорбленный гном исчезнет. Вновь превратится в перепуганную старую даму. Которая покинет дом и унесет с собой всю его историю. И тогда Джамал не просто не напишет книгу – он останется один в своем замке, король без шута. Дурацкий скачущий клоун – единственная живая душа, с которой Джамалу хорошо и спокойно.

Он и не предполагал, что власть сопряжена с таким одиночеством.

С Барнабасом Джамал мог делиться любыми секретами, ведь все равно шуту никто не поверит. Он сам испугался того, насколько ему стало необходимо общество чокнутого конфидента. Неизвестно еще, кто из них от кого сильнее зависит…

Стряхивая эти мысли, король поднял запотевший графин и долил шуту стакан до краев.

Лакомая плеснула себе еще вина. Безопасней выглядеть пьяной. На женщину слегка навеселе полиция едва ли обратит внимание, зато наверняка заинтересуется той, которая озирается воровато, идет слишком быстро, держится в тени и прячет лицо от света фар. Она глянула в зеркало над раковиной, проверяя макияж, стерла с передних зубов помаду. В дверь постучали.

– Секунду, – отозвалась Лакомая.

Бокал стоял на краю ванны рядом с пустой бутылкой. Духи, чуть не забыла. Капельку под колени, по капельке за уши. Залпом допив вино, она сунула руку под короткую юбку, стянула трусы и отправила в бельевую корзину. Последний взгляд в зеркало придал ей уверенности. Как и вино.

Открывая дверь, Лакомая объявила:

– Все, свободно.

В коридоре ждал Феликс. Сын Бэлль от мужа, хотя в Гейсии их союз не имел силы. Муж Лакомой, Джентри, играл в семью с Джарвисом, а Лакомая вступила в брак с Бэлль. Они устроили пышную свадьбу в великолепном соборе Харви Милка, выпустили в небо сотни белых голубей, а на банкете играл оркестр из двадцати четырех инструментов. Феликс нес кольца. Он знал, что на кону.

Малейшая оплошность для любого из них может закончиться арестом и депортацией. Сперва посадят в лагерь, а оттуда переправят в Блэктопию или Государство Арийское в соответствии с цветом кожи, и любимых они больше не увидят никогда. Мало им было волнений друг за друга, теперь приходилось волноваться и за Феликса. Парень был не как все. В том возрасте, когда ему полагалось кривляться под винтажные хиты Глории Гейнор, он провожал глазами всех встречных женщин. Мальчиками же он вообще не интересовался, и это тревожило мать. До возраста объявления ориентации оставалось несколько недель, и Бэлль умоляла его не выставлять свою гетеросексуальность напоказ. Из-за такого безрассудного поведения ему в лучшем случае могут набить морду. В худшем – депортировать. И тогда родителей он больше не увидит.

Феликс посмотрел на Лакомую с плотоядной ухмылкой.

– Зачетно выглядишь, – похвалил он, окидывая взглядом ее гладкие ноги, короткую юбку, шпильки и декольте, которое Лакомая подчеркнула капелькой хайлайтера. – На свиданку?

Он красноречиво посмотрел на пустую бутылку в одной ее руке, на пустой бокал в другой и на длинные, покрытые лаком ногти.

Да, Лакомая собралась на свиданку. И не с его матерью, законной своей супругой Бэлль. Она протиснулась мимо дерзкого пацана, буркнув:

– А ты на сеанс группового онанизма не опоздаешь?

– Не, – ответил он без тени улыбки. – Нас сегодня в школе уже досуха откачали.

Лакомая понимала, что он не стебется, однако не горела желанием узнавать подробности. Она взяла сумочку со столика в прихожей, еще раз взглянула на заказное письмо, доставленное во второй половине дня. Засунув его поглубже в недра сумки, она пошла на выход со словами:

– Матери передай, чтоб не ждала.

Феликс был не дурак и расклад понимал прекрасно.

– Смотри только не попадись! – крикнул он ей вслед.

Лакомая вышла на темную улицу. От теплого дыхания ночного воздуха она расслабилась и зашагала, качая бедрами, отчего узкая юбка поползла еще выше. Встречные мужеподобные бабы одобрительно свистели ей вслед и рычали комплименты. Подрулила патрульная машина и медленно поехала рядом в темпе ее шага. Лакомая не рискнула обернуться – страх в ее глазах будет очевиден, и никакое принятое вино не спасет. Она слышала из машины бубнеж рации. Еще сто лет спустя вспыхнула мигалка. Лакомая поняла, что это конец. Наверное, они ждали возле дома в засаде. Они давно за ней следят и все знают. Теперь депортация…

Скользнули синие и красные лучи, взвыла сирена. Завизжали по асфальту шины – патруль резко повернул и умчался на вызов.

На ватных ногах Лакомая ввалилась в темную дверь без вывески. Это был притон. На входе лежали стопки старых, переживших Ссудный день эротических журналов. Замусоленные, с растрепанными краями, все они содержали в себе сцены здоровой однополой любви. Названия на обложках были в духе «Сафо, охотница до устриц» и «Пиратский налет на греческие щечки». Конечно, дряхлые раритеты эпохи диско никого на самом деле не интересовали. Они служили декорацией. Фасадом.

На табурете за стойкой сидел худой, как скелет, угрюмый тип. Лакомая дала ему несколько толботтов и получила горсть металлических жетонов.

За журнальными стеллажами, за пыльными витринами с ассортиментом розовых дилдо и видеокассет формата VHS под занавесочкой скрывалась неприметная дверь, ведущая в полутемный коридор. Лакомая нырнула туда и остановилась, давая глазам привыкнуть к темноте. Запах секса бил в нос. Пол под ногами был липкий, каждый шаг сопровождался шорохом отдираемой подошвы. В украшенное мишурным блеском подполье Гейсии приходили мутные личности, чтобы предаваться извращенным страстям.