Юрий Цыганов - Зона любви

А Достоевский выжил. Он оказался сильнее.

А знаете почему?

Всё очень просто. Я — и есть Достоевский.

Вот так.

В предыдущей жизни я был Достоевским. Мысль понятна? Он (я) умер, мотался где-то неприкаянный греховодник… заскучал… и решился-таки на новый срок. Подыскал подходящее тело… А может так, — в первое попавшееся сиганул. И вот…

Такие, как этот , не умирают навечно… Обязательно эстафету передадут.

Так выходит, он мне даже не папа. Он всего лишь предыдущая стадия моего развития.

Вы, наверное, спросите: «А кто же ты был до Достоевского, в позапрошлой жизни?»

А я не помню! стерлось… Очевидно, какой-нибудь проблядью. Дешевой солдатской шлюхой.

«Почему же непременно проблядью?» — удивитесь вы.

А черт его знает почему. Я так чувствую… Ос-чу-ча-ю… И потом, не мог же Достоевский получиться из кого-то приличного…

Электрички, кстати, уходят одна за другой. И толпа редеет… Пусть уходят, пусть редеет. Куда мне торопиться…

Мне здесь нравится. Человек существо коллективное и одинокое одновременно… А здесь это неплохо сочетается…

Так вот, мало того, что дурная наследственность прошлой жизни пудовой гирей на шее висела, я и в этой повел себя не лучшим образом. Кучерявость свою утерял, бесформенность надежно спрятал, восприимчивость пообтрепалась за время службы. Взамен появилась некоторая «бритоголовость». Мужской коллектив очень этому способствует.

Короче, самоутверждался я все эти два года. И досамоутверждался… Наследил, напакостил так, что Армия меня решила в дисбат сдать. Однако в последний момент передумала чё-то, не стала связываться и выплюнула в положенный срок на волю.

А я ведь не только самоутверждался… я ИДЕЮ все эти два года в себе растил. Ну, помните, как там у нас: «Тварь дрожащая или право имею…» Нет, со старушками я еще в прошлый раз разобрался… Не правильный это путь. (А ведь тогда, признаюсь, я сам намеревался убивство совершить… да, да… Была такая мечта.) Переживал только, — смогу ли? На грани был. Однако что-то во мне пробудилось и загрызло мечту на корню. Но картинку в воображении нарисовал натуральную. От той картинки чуть и не спятил. Я это описал потом с предельной достоевскостью… Так вот, теперь я растил другую Идею. Какую? Какая разница… Все идеи одинаково отвратительны и отличаются лишь убойной силой, заложенной в них.

Да… все идеи одинаково отвратительны… Особенно те, что зовут вас в Рай. Я никого никуда не звал. Я думал только о себе…

Я хотел стать царем. И съесть птицу Счастья. Публично. Под шквал аплодисментов.

Я был тронут одержимостью…

Я как был выплюнут нашей доблестной Армией за забор… так заулыбался весь — и душой, и рожей — разомлел, разрумянился… «Не тронули, крестнички, забоялись, — подумал. — А то! У меня другая стезя-тропинка. От этого забора прямиком на трон!»

Я и попер, как локомотив, все прямо и прямо…

Самое удивительное, что царем я стал. Пусть не натуральным — виртуальным. Все равно это было зрелищно.

Народ воспринял меня!

Но в какой-то момент я запаниковал. Всё это казалось невероятным. Очевидно, я усомнился на мгновение… Но этого было достаточно: моя Идея разорвалась вовнутрь. Я подорвался на собственном дерьме, никого, впрочем, не поранив… Хотя, быть может, жертвы и были, только я их не замечал.

Я ничего тогда не замечал. Никаких жертв. Не царское это дело отвлекаться по пустякам.

Царем я стал тайно. Я короновал себя на престол.

А что мне оставалось делать? Меня вел Господь. Против Его Воли мы все бессильны. Отступать было некуда, и я подчинился…

Так, в собственном дерьме, я и вступил на царство.

Безрадостно было то зрелище… Я явно не дотягивал до короны. Не хватало мощи. Мой дух был ничтожен. Его, собственно, и не было вовсе. Так, сушеное семечко, зудящее, впрочем, как оса…

С одной стороны я обладал всеми качествами царя: божье провидение, власть, чувство долга и скука; с другой — узость мышления, страх и равнодушие к подданным.

Подданных был вагон. Они подчинялись моей воле, благоговели перед моей избранностью, шли за мной в походы, бросали жен… Иногда бунтовали, и я отсылал их в изгнание. Они мне были не интересны. Я предавал их легко.

Не все, правда, знали, что я царь. Скорее даже никто не знал точно, но многие догадывались… Я мог вскружить головы, смутить их умы своим блеском! Но я был непоследователен. Более того, — я был неспокоен. Меня раздирали противоречия. Я был суетливый царь. А разве такие бывают? Поэтому многие смотрели на меня с недоумением. В их взглядах я прочитывал: «Что ж ты так суетлив, наш царь?»

Они — уроды — сомневались!!

Каково мне было?! Выходит, я один знал про себя на все сто. А это тяжкая ноша… Нести одному такой груз ответственности и молчать.

Тогда — угнетаемый сомнениями — я кинулся изучать свою родословную.

Я выкопал ее… и… онемел, потрясенный!

Моя родословная… она не поддается анализу… Это мощнейший выброс из глубины веков… кратер вулкана… тоннель, по которому двигались мои прародители…

…я слышал их грубые голоса, видел их взгляды, не знающие сомнений… их мужественные лица…

Они смотрели на меня с укором…

Они шли, сменяя друг друга: гунны, скифы, хазары… германские псы, половецкие орды… эллины, иудеи, славяне, цыгане, черкесы…

Их тьмы, и тьмы, и тьмы…

Я потомок разрушенных цивилизаций и варварских орд.

Я потомок язычника, постигшего единственную науку: науку везде настигать неприятеля и везде от него скрываться… Сожженного в конце пути на священном огне с женой, конем и оружием. И устроивший ристалище на могиле его!

Я его будущее.

Мой род, древнее любой, самой мощной династии. Рюриковичи и Романовы — карликовые деревца, с засушенными корнями, в сравнении с моим Древом. Их царству 10 веков; моему — многие тысячелетия.

Где вы теперь, лукавые помазанники? Великие князья, цари, генсеки, генералиссимусы? Вас съела гемофилия, паранойя и слабоумие. Вас сожрали микробы, как отработанный хлам.

А я остался. Я царствую.

Их власть временна; моя — вечна.

Я — царь язычников.

Вот мой народ.

Они стекались со всего света на мою родину: беглые каторжники, искатели счастья, иммигранты, бродяги, воры, бунтовщики… поэты, сумасшедшие художники, безумные летописцы… изгои…

Они не служили вам верой и правдой. Не клялись. Не присягали вашим богам, не целовали крест, не кланялись, не просили… Они никогда не объединялись в семьи, не сбивались в стада… Поэтому выжили.

Они знали твердо: один всегда прав.

Их закон — свобода.

Их бог — рассвет и закат.