Ирвин Уэлш - Альковные секреты шеф-поваров

– Что, ни одного раза? Ни с одной женщиной? – Я не слышу собственного голоса.

– Нет, ни разу. Хотя приятельницы у меня были. А с одной я вообще очень крепко дружил. С Беверли, твоей матерью.

Ага, вот как! Милая парочка: знойный педик и панкушка-хулиганочка.

– А у нее парень был, они после смены встречались. Кажется, тоже к кулинарному делу имел отношение. То ли повар, то ли…

– Как его звали?! – В моем голосе скрежещет горечь, по кишкам ходит огонь.

– Не помню… Хороший парень, добрый.

У меня от злобы мышцы сводит, сижу как деревянный. Вздыхаю, чтобы успокоиться.

– Как он выглядел?

– Дэнни, пойми, давно это было… – Томлин опять начинает ерзать. – Я уже все забыл. Помню только: приятный. А больше ничего…

– Так постарайтесь!

– Не могу! В самом деле ничего не помню… Двадцать лет прошло. А выдумывать не хочу. И так уж тебя столько за нос водил… Дэнни, я не тот, кого ты ищешь. Мне очень жаль, поверь… Но что я могу поделать! – Он практически умоляет. – И знаешь, что самое странное?

Я ничего не отвечаю. Самое странное – это он. Сидящий передо мной гребаный монстр.

– У меня была их фотография: твоей матери и ее парня. В ящике лежала. Но когда Пауль ушел… в общем, все мои снимки уехали в Атланту. Он по ошибке взял не тот ящик. – Томлин поднимает наполненные слезами глаза. – Боже, представляю, как это глупо звучит…

– Это точно. – Я с треском поднимаюсь. – Глупее некуда.

Старый плюгавый пидор! Пудрил мне мозги, потому что запал на мою задницу. Ненависть факелом пляшет в груди, на короткий миг достигает критической отметки… Нет. Я слишком хорошо знаю, куда ведет эта дорожка. Слишком хорошо. Задумчиво кивнув, я просто разворачиваюсь – и ухожу прочь, лавируя между столиками, оставив нелепого жеманного повара дожидаться двух заказанных обедов.

Быстро иду по тротуару, не чувствуя ног. Еще, не дай бог, увяжется за мной! А этого нельзя допустить: если он пойдет следом, я его урою. Просто убью. Чуть не бегом спускаюсь по Грант-стрит, промахиваю китайский район – вокруг бурлят китайцы, разгружая свои китайские фургоны, занимаясь китайскими делами. Из них половина в Китае сроду не была, я больше чем уверен. Но каждый отлично знает, где его корни. Солнце жарит макушку, а я иду, иду, иду… бесконечно, мучительно, годами, тысячелетиями – и в какой-то момент пересекаю Маркет-стрит и по ошибке сворачиваю в трущобы, сумеречные даже при белом полуденном свете. Вокруг заброшенные бордели с выбитыми стеклами… Хотя нет, не совсем заброшенные. Из подъезда выныривает парнишка:

– Йо! Кошелек быстро отдал, сука!

Офигеть, у парня в руке нечто похожее на… пистолет? Да это и есть пистолет. Самый настоящий, хоть и маленький. А по годам мой ровесник или младше. Или старше. Хрен его разберешь. Одет прилично, а рожа скверная, на губах гнойники. Глаза стеклянные, как у наркомана. Или от возбуждения.

– А у меня нет кошелька! – сообщаю я с доверительной радостью, словно делясь веселым секретом. Вряд ли это настоящий пистолет, слишком уж крошечный.

Мой акцент приводит парня в замешательство, однако он не сдает позиций:

– Дурочку не валяй, понял? Деньги давай! А то пожалеешь, что тебя мать родила!

Я вспоминаю свою мать, вспоминаю педрилу Томлина; всю эту дрянь, что пришлось пережить.

– Э, ты моей мамы не знаешь! – говорю я с нехорошим смехом. – Я уже пожалел! А ты очень кстати подвернулся. Ну, давай стреляй! – Я простираю руки. – Стреляй, тварь! Я готов!

Последняя проверка.

– Ты блядский… ты…

Парнишка глотает воздух. Во взгляде ничего человеческого. Его жизнь сейчас в не меньшей опасности, чем моя. Либо выстрелит, либо я отниму пистолет и вышибу ему мозги – он это прекрасно понимает, я вижу по глазам. Он взводит курок – я думаю о Кибби.

Последняя проверка.

Нет, зачем… И так уже достаточно горя, достаточно потерь!

Нет, нет…

– Стой, погоди! Не надо! На, возьми деньги… вот… Только не стреляй! Не убивай его!

Я падаю на колени, тело сотрясают рыдания – страшные, сухие, без слез; в груди бьется запертый воздух; трясущиеся пальцы выцарапывают из кармана банкноты, протягивают их парню; я склоняю голову – и вижу трещину на асфальте.

Сейчас пуля вопьется в макушку. Я думаю о своей старушке, о Кей, о Дороти… Сейчас лопнет череп, брызнет серое вещество… Справится ли темная ночная алхимия моего заклятия с такими повреждениями? Сумеет ли залепить дыру и перебросить удар через океан, на голову Кибби?.. Джойс войдет в палату – а на подушке кровавые мозги…

Я жду… жду… И чувствую, что у меня из руки вырывают деньги.

– Придурок! Плесень! – визжит парень.

Он сует деньги в карман и быстро уходит, оглянувшись только раз: я по-прежнему стою на коленях. Он не знает, что я молюсь. Молюсь за его душу. И за душу бедного Кибби. И за свою. Берегись плачущего: он плачет по себе… Нет, не только по себе… Молитва любви…

ЛЮБОВЬ

ЛЮБОВЬ

ЛЮБОВЬ

ЛЮБОВЬ

«Безумье смеется, ломаются души. Дадим же любви еще шанс! Дадим же…» [17]

На первый взгляд ничего не происходит – просто солнце заглядывает в просвет между зданиями, стирая холодные тени, заливая вселенную слепящим светом. Я чувствую возбуждение и странный подъем. Поднимаюсь и бреду назад, повторяя строки из песни «Квин» – сначала на Маркет-стрит, потом еще куда-то сворачиваю, – и вот уже передо мной вход в кафе «Мышиная жопка».

Кому: skinnyboy@ hotmail.com

От: shannon4@ btclick.com

Здравствуй, Дэнни!

Прежде всего – мои соболезнования. Я узнала про твоего друга Роба… Мы с ним не были знакомы, только виделись мельком в кафе. Такой большой, добрый парень… Мне очень жаль.

Я говорила с матерью Брайана: операция прошла успешно, ему уже значительно лучше. Он еще в больнице, восстанавливается, но, судя по всему, новая печень прижилась (тьфу-тьфу-тьфу, чтоб не сглазить).

Я должна тебе кое-что сообщить. Я начала встречаться с одним парнем. Уже давно. Не хотела рассказывать, потому что он тебе знаком и я боялась, что ты разозлишься. Это Дэс, Десси Кингхорн. Ты сам невольно выступил в роли Купидона: помнишь тот вечер в караоке-баре? Ты устроил сцену, и нам пришлось уйти. Мы оказались вдвоем на улице. Разговорились, зашли в кафе… Так и началось.

Я не хочу вникать в ваши с Дэсом разборки, это не мое дело. Но мне кажется, что проблема пустая и вам обоим пора о ней забыть. Самое смешное, что Дэс согласен: он показывал мне старые фотографии, рассказывал, как вы в детстве играли… Я знаю, он не держит на тебя зла.

Он тоже, разумеется, очень огорчился из-за Роба.

По твоим письмам видно, как ты переживаешь за Брайана. Хочу тебе сказать, Дэнни: ты в душе очень хороший человек, а все эти злые шуточки – только маска, которая, наверное, связана с твоим прошлым, с поисками отца… Надеюсь, ты обретешь мир.