Ирвин Уэлш - Альковные секреты шеф-поваров

Мне нет и двадцати четырех, а сколько дров уже успел наломать! Кибби, пьянство, черная магия… Может, алкоголизм – это подсознательный протест против собственной ссученности? Вопросы, вопросы…

Ах, как хочется войти в этот бар, поставить выпивку Басби и Сэмми! Проехаться со старичками по извилистому шоссе памяти. Выслушать плаксивую исповедь Сэмми, смакуя каждое слово, каждый всхлип, наблюдая, как резиновый рот пройдошливого Басби расползается все шире и шире, по мере того как пустеют рюмки и выбалтываются секреты.

«Ну точно! Ты мой сынуля, так и есть! Я как раз, помнится, твою мамашу раскрутил… Хе, маленькая панкушка! Клевая была… Вспоминаешь, Сэмми? Титечки-то – как у козы! Забыл, что ли? Что?.. Не было тебя?! Да брось, ты каждый день там ошивался. Хотя сам все больше по «Слейду». Помнишь Нодди Холдера, а? Как он пел: да-вай по-шу-мим!.. Это ж про тебя, старый шалун! Как там дальше: подходи, подружка…» [19]

И вот тут – о наслаждение! – прямым правым пробить в эту вялую рожу, в резиновый рот, что сумел отбрехаться от великого множества таких ударов! Вложить всю силу, чтобы обломки протеза вылетели вперемешку с последними зубами… Нет, нельзя. Потому что такие дела на трезвую голову не делаются. А если выпить раз, то как потом остановиться? В какой точке? После десятого раза? После сто десятого?..

Мне надо думать о Брайане. Надо его спасать. Не потому, что последствия его гибели непредсказуемы, хотя это тоже фактор. Нет, инстинкт самосохранения – не главное. Я просто не хочу, чтобы он умер. Я никогда этого всерьез не хотел. Он ведь ничем не заслужил смерти. Подумаешь, был ничтожным слабым червем – тоже мне грех! Пнуть его под жопу, только и всего! Но смерть – это слишком…

О боже, как хочется выпить! Чудовищное, неодолимое желание. Да, Эдинбург – это вам не солнечная Калифорния. Всего одну баночку пива. Или кружку – запотевшую, со льда… Как раз прохожу мимо бара «Лорн» – дверь нараспашку, приперта камешком. Внутри у стойки сидит Дункан Стюарт, сверкает бритым затылком. В каждом баре, что встречается мне на пути, сидит знакомая рожа. Воспоминания, веселые истории… волокна жизненного полотна. Я подсел не на алкоголь, а на образ жизни. На особый способ общения. Зайти и заказать воду или лимонад – тоже неправильно. Завязавшему алкашу в такие места дорога закрыта. Слишком мучительно. Слишком сильны невидимые когти желания, разрывающие душу в лохмотья… Я разворачиваюсь и бегу назад – но все пути сходятся в одной точке. Соблазн повсюду, куда ни повернись. Выше по дороге – «Центральный» и «Спей»; если пройти на Джанкшн-стрит, попадешь в «Макс», «Тэм О’Шантер» или «Уилки»; на Дюк-стрит поджидает корпоративный спрут «Уэзерспун»; на Конститьюшн-стрит – «Хомз», «Нобль» или бар «У Йоджи», хотя Йоджи его давно продал.

Обложили.

Одна кружечка. Одна добрая, полная кружечка. Ах, какое совершенство, какая гармония ингредиентов! Кукурузный сироп, сульфиты, пироуглероды, соли бензойной кислоты, пенообразователи, амилоглюкозидаза, бета-глюканаза, альфа-ацетолактат, декарбоксилаза, стабилизаторы вкуса… а если повезет, то дрожжи, хмель и солод. Но только если повезет.

Обложили, суки.

Перемены были поистине чудесными. Он уже садился на кровати и принимал твердую пищу. Новая печень работала отлично, а главное – прекратились ночные припадки. Слово «ремиссия» вертелось на языке у всего персонала больницы, от врачей до сиделок, а старший хирург мистер Бойс, учитывая темпы поправки и скупость субсидий министерства здравоохранения, намеревался выписать больного уже через неделю.

Джойс не находила себе места от восторга и даже не помнила, когда в последний раз была так счастлива. Не напрасно она молилась! Ее вера, пошатнувшаяся со смертью Кита и едва не сломленная болезнью Брайана, укрепилась и расцвела как никогда. Мнительность и страх, однако, настолько крепко въелись в душу, что сейчас, в их отсутствие, ей было как-то не по себе. Брайан Кибби хорошо знал свою мать и видел, что сквозь ореол радости проступают темные пятнышки.

– В чем дело, ма? Что-нибудь не так?

Джойс почувствовала, как от вопроса вздрогнуло сердце. Лукавить не имело смысла.

– Сынок… Я знаю, ты не любишь про это говорить… – начала она неуверенно. – В общем, это насчет Дэнни… Мистер Скиннер, твой бывший начальник. Он хочет тебя навестить.

Лицо Брайана Кибби разом превратилось в уродливую кривую маску. Джойс пожалела, что начала этот разговор, и с ужасом смотрела на сына, который напрягся, сверкнул глазами и прорычал незнакомым голосом:

– Я его ненавижу!

– Брайан! – воскликнула Джойс. – Дэнни… то есть мистер Скиннер… о тебе беспокоится! Даже из Америки звонил, справлялся о твоем здоровье! И этой девушке с работы по электронной почте каждый день писал! А ты, ты…

Теперь уже настала очередь Брайана с тревогой смотреть на разволновавшуюся мать.

– Давай не будем о нем… Я просто хочу домой. Хочу быть с вами: с тобой и с Кэролайн, – сказал Кибби примирительно.

Какого черта от меня нужно этому Скиннеру?

Сегодня холодно, но, по крайней мере, нет ветра и промозглого дождя. Честная, прямая погода. Последние лучи солнца красят недужное серное небо в розово-лиловые тона. Мои подошвы с хрустом ломают ледяные корочки на лужах. Сворачиваю в ответвляющийся от Сент-Джон-стрит переулок, что ведет к дому Кибби. Джойс давеча позвонила, чтобы поговорить о Брайане, который, по ее словам, в последние дни ведет себя очень странно, – и я напросился в гости, хотя она и уверяла, что не стоит трудиться: мол, ничего серьезного, можно и по телефону. Мне хотелось разнюхать обстановку в жилище Кибби, перед тем как он вернется из больницы.

Я толкаю дверь. Она открывается…

Боже всемилостивый!

У меня отвисает челюсть. На пороге стоит девушка удивительной, просто сногсшибательной красоты.

Прямые светлые волосы схвачены сбоку золотистой заколкой; в огромных серо-голубых глазах – чистые прохладные бездны; идеальные зубы ослепляют; кожа бархатна и нежна, как… не знаю даже, с чем сравнить.

Чтоб я провалился!

На ней зеленая футболка и клевые камуфляжные штаны.

Что здесь происходит? Откуда эта…

Девушка вопросительно поднимает брови, со справедливым недоумением ожидая объяснений, – а я стою как идиот, только глазами хлопаю.

Ах ты ж сволочь такая!..

Сражаясь с возбуждением – не столько физическим, сколько эмоциональным, – я пытаюсь играть достойную роль и выдавливаю улыбку:

– Здравствуйте… Я Дэнни, который… в общем, мы с Брайаном вместе работали.

С языка чуть не срывается, что я его друг.

– А я Кэролайн. Заходите! – Она грациозно разворачивается и убегает в дом.