Андрей Рубанов - Великая Мечта

Поначалу, конечно, установится большой бардак. Но потом, без сомнения, все наладится. Потому что наша жизнь, как я всерьез предполагаю, вращается и крутится без малейшего нашего участия, сама собой. Мы же, наивно предполагая, что можем что-то изменить, в реальности – не боле чем статисты.

Только как совершить подмену? Такие штуки иногда возможны в литературе, но в жизни – никогда...

– Тормози, – прохрипел я, в очередной раз доставая корвалол. – Тормози. Ищи ближайшую аптеку...

– Плохо стало, да? – озабоченно, но спокойно осведомился бомбила.

В ответ я утвердительно выругался вполголоса, почти нечленораздельно, потому что онемели теперь не только ноги, но и лицо. Извозчик мой оказался молодцом, мигом включил все фары, все мигающие огни, доблестно нарушил все мыслимые правила движения, пересек все запретные линии и довольно лихо подрулил к двери с зеленым крестом.

До второй за десять последних минут аптеки я едва дошел. Симпатичный круглолицый дядька счел нужным сопроводить меня. Я сунул чуваку купюру и даже неким образом извинился. Тот махнул рукой – бывает – и исчез. По лицу текло холодное. Стоять я не мог. Паника заползла во все углы сознания.

– «Скорую». Вызовите «скорую». Сердце.

Тетки в застиранных белых халатах удивились, но не сильно. Позвонили, куда следует. Осведомились о возрасте и симптомах. Симптомы я описать не сумел: щеки и углы губ стали, словно каменные. Руки ходили ходуном. Мне сунули валидол, и я старательно стал сосать. Напряг все силы и выдавил из себя вопрос: скоро ли прибудут?

– Смотря откудова, милый. Ежели с четырнадцатой больницы, то минут пятнадцать. А уж ежели с восемнадцатой, то фиг его знает, могут и час добираться...

Смертельно хотелось лечь, или даже упасть, прямо на пол. Молоток бил и бил, со все возрастающей силой. Но физические проблемы отступали прочь по сравнению с ужасом гибели. Подумалось, что вот сейчас и сдохну, прямо здесь. А чего? Не мальчик. Тридцать шесть лет. Хороший возраст, чтобы сдохнуть. Благородно и честно, от инфаркта, на полу в аптеке, в неизвестном мне районе ненавидимого и любимого города, морозным зимним днем, в окружении незнакомых людей.

– Согласен, – тихо произнес Юра. – Благородно.

– Я думал, ты пропал. Навсегда.

– Еще не время... Чувствуешь его, да?

– Что?

– Страх смерти.

– Я только из него и состою. Когда же «скорая» приедет?

– Когда меня убивали, я тоже мечтал, что кто-нибудь приедет и спасет. Чуда ждал. Но никто не приехал и не спас.

– И ко мне не приедут?

– Бог знает.

– Прости, что я тогда не приехал и не спас тебя.

– Ерунда. Не думай об этом. Ты ни в чем не виноват.

– А кто тебя убил?

– Кто ж тебе скажет...

Он был очень серьезен. Он сидел передо мной на корточках и внимательно смотрел в мое лицо. Он исчез, когда открылась дверь и вошли две женщины в ярко-синих робах, пожилая – налегке, молодая же тащила огромный пластмассовый чемодан.

– Я так и знала! – громко, почти весело провозгласила пожилая. – Абстиненция! Допился, сынок?

– Помираю, – выдавил я.

– Помрешь в другой раз. Идти сможешь?

– Попробую...

В фургончике было холодно. Меня уложили на кушетку, измерили давление, вкатили в задницу семь кубов папаверина с дибазолом. Велели ждать и не двигаться.

– Зачем столько пьешь? – строго осведомилась пожилая.

– А что еще делать?

– Вокруг дома бегать! – с неожиданной страстью рекомендовала врач. – А то – велосипед себе купи и катайся... Что, полегчало?

Закрыв глаза, я прислушался к себе и признался:

– Вроде да...

– Давай тогда нам денег. На тортик.

– Обязательно, доктор. Естественно. Спасибо вам большое. Со мной такое – в первый раз. Представляете – шел, шел, и упал...

– Вы все падаете.

Я очень люблю докторов и вообще всяческих врачей и часто жалею, что не пошел в медицинский институт. На лице у всякого опытного доктора проступает столь здоровый жизнеутверждающий цинизм, что кажется – такой человек живет проще и спокойнее, чем всякие прочие банкиры, бизнесмены, таксисты и бандиты.

– Доктор, а что со мной было?

– Абстинентный синдром. Пить тебе больше нельзя. И кофе нельзя. И крепкого чая нельзя. И курить нежелательно...

Я улыбался. Пот на лбу высыхал. Врач теребила пуговицу на халате.

– И вообще, притормозить тебе надо. Поменьше бегать. И нервничать. Например, спускаешься в метро, видишь поезд, который вот-вот отойдет – а ты не беги к этому поезду, потому что через пять минут приедет другой такой же...

– Мой поезд давно ушел, доктор.

– Вот, о чем я и говорю. Другой приедет.

– Думаете, приедет?

– Конечно, – уверенно заверила доктор. – А сейчас тебе надо домой. Отдохни, поспи. Отлежаться тебе надо обязательно.

Я грустно улыбнулся. Отлежаться, поспать. Мечта последних лет.

Подписал особую бумагу, что отказываюсь от госпитализации, и через пятнадцать минут, на слегка ослабевших ногах, уже опять ловил такси. Еще можно успеть в офис. Возможно, его еще не до конца разграбили. Возможно, я кое-что еще успею сделать.

В моей (уже бывшей моей) конторе кипела работа. Судебный пристав Диколаев и комендант Хабибуллин, расположившись в центре диспозиции, руководили процессом, одновременно не забывая время от времени для понятной надобности разворачиваться в сторону накрытой поляны: газетка, водка, колбаска. Пластиковые стаканчики. Тем временем несколько хлопцев в комбезах, обмениваясь друг с другом рабочими междометиями, выносили мебель.

Несколько секунд я оставался незамеченным.

Мои эмоции, думаю, понятны всякому. Еще две недели назад я здесь работал. Потел, нервничал и расходовал себя. Каждый кубический дециметр здешнего пространства пропитался мною. А теперь – финита. Равнодушные функционеры рушат и корежат то, во что я вложил душу.

Вот рабочие столы – прекрасные, почти новые рабочие столы, я взял их на распродаже, слегка воспользовавшись деньгами партнера альфа, впоследствии заткнув дыру деньгами партнера бета, и далее крупно заработав на партнере гамма и покрыв все текущие убытки. А вот новейший компьютер, приобретенный на средства партнера икс, – он ничего не заметил, поскольку я тут же пихнул в него средства партнера игрек, перекрылся от партнера зет, а тут и все прочие партнеры помогли – в общем, таков бизнес, господа.

Ладно. Какой, к черту, бизнес? Какой я, к черту, бизнесмен? Бизнесмены любят деньги. Они любят их делать и тратить. А я не люблю. Если лишняя купюра материализуется в моем кошельке – я не рад. Если она тут же пропита в ближайшем злачном месте – я не расстроен. Я моим деньгам – никто, и они для меня ничто.

– Заходи, Андрей, – пригласил комендант Хабибуллин и без лишних слов наполнил новый стаканчик. Протянул мне. Я автоматически взял. Не люблю пластиковых стаканчиков. Кроме того, я не люблю, когда меня гостеприимно приглашают в мой собственный дом.