Саша Ино - Рыбы

Парню казалось, что если исчезнет арлекин, то пропадут и вопросы. Напрасно. С каждым днем их становилось все больше. Они копились и копились, как ошметки еды в кухонном водостоке. Однажды труба не выдержала и лопнула, ошпарив старую кошку, копошащуюся носом в миске с едой, и залив клеенчатый кухонный пол. Кошку усыпили — лечение выходило дороже, а пол пошел пузырями. Мать ругалась и вновь звала Богородицу, но на ремонт тогда все равно не хватило. Женщина еще не знала, что вздувшийся линолеум — не самая большая проблема в ее жизни. Вместе со злополучной трубой лопнуло и сознание Кирилла. Оно растеклось по дому, провисая по стенам с обоями в аляповатый пионный орнамент, и потерялось во времени. Парень утратил ориентиры — все происходящее и происходившее в его жизни перемешалось.

Кирилл больше не просыпался по ночам в холодном поту, не хватался за голову и не бил кулаком жесткий матрас койки — вопрос «В чем моя вина?» перестал его беспокоить. Почему отец — человек, на которого он равнялся и жил ради того, чтобы тот им гордился, — обвинил семью, и Кирилла в частности, в смертном приговоре своей человеческой сущности — остался открытым. Парню стало наплевать, он нашел выход. Спасение от ночных кошмаров, от гнетущего чувства вины и от отвращения, смешанного со стыдом за свою продолжающуюся жизнь, когда самый близкий и родной человек разлагается в могиле, пришло неожиданной роскошью. Оно вырвало Кирилла из замкнутого круга его персонального чистилища. Он смог дышать, видеть цель, полагать смысл. Глаза залили яркие краски, словно отражения красочных витрин эры потребления.

«Спиды» подарили свободу от измучившего вопроса. Зависимость породила новую зависимость. Наркотики стали разноцветными кирпичами, из которых Кирилл, подобно демиургу, строил собственный мир. Без боли, без сожалений, без чувства вины, без камня на шее. Парень обретал ревущие силой моторы. Побег в иллюзию обернулся откровением и в то же время падением вниз. Снося социальные барьеры, Кирилл стремительно несся в самую грязь, во мрак и забытье. На дно.

Но парень не видел в этом зла. «Горько-сладкий» легкой поступью пришел в его жизнь, незаметно, как мудрая любовница, заменил «спиды», продавая себя под маркой временного и оставаясь навсегда. Умелым и величественным хозяином «горько-сладкий» взял Кирилла в душные объятия, увековечивая его мир черной мантией покоя и тишины. Краски поблекли и откололись бетоном от стен пятиэтажки, как откалывалось сознание от стремительного ритма шумного города.

Золотистый морской окунь дергает хвостом. До него доносятся отдаленные нервные звуки автомобильных клаксонов.

Кирилл приходит в себя, окунаясь и выныривая из гулкого и размытого океана грез. Из-под стола на парня смотрит кошка-перечница. По спине разливается пробирающая насквозь лихорадочная дрожь. Он сглатывает и пробует пошевелиться. Сухой как наждак язык с трудом отлипает от неба, требуется какое-то время на адаптацию к реальности. Почему-то именно сейчас Кирилл вспоминает Ирку. Его последнюю девушку. Может, потому что она живет рядом с подпольными игровыми автоматами, а может, потому что Ирка запомнилась нелепым синонимом «подъездной романтики». У нее Иркина внешность: белые скудные волосы с вечно черными корнями, серые глаза навыкат, всегда оттопыренная в немом вопросе нижняя губа, что делает лицо не лишенным легкого дебилизма. А еще голубой свитер, который мал. Он обтягивает телеса девушки, задираясь на круглом дряблом животе с глубоким пупком, который кажется змеиной норой, когда его снизу подпирают неизменно узкие джинсы.

Кирилл морщится. Ирка — последнее, о чем стоило бы помнить. Когда-то они начинали вместе — ныкались по подъездам и долбались «спидами». Превышая общую человеческую скорость, Кирилл мог часами трахать Ирку на грязных ступеньках или у подоконника, а она отдавалась по полной, веря, что колеса помогут ей похудеть. Помогали. Только Кирилл пошел дальше, а Ирка неожиданно соскочила. Во время обычной ночной гулянки по району подружилась организмами с каким-то хачиком, державшим цветочный ларек рядом с ее домом, и залетела. Кавказский гастролер быстро почувствовал хитрым седалищным нервом перспективу обзавестись двухкомнатной квартирой в Москве, в которой как раз и проживала Ирка с матерью и полоумной бабкой. Свадьбу сыграли скромную и по русским обычаям. Новоиспеченный муж получил прописку, Ирка ребенка, а бабка — койку в районном доме престарелых. Жизнь пошла своим чередом. Теперь бывшая девушка раздалась вширь, была снова беременна и не здоровалась с Кириллом при случайных встречах на улице или магазинах, часто отворачиваясь и пряча разрисованную синяками морду. Но ему было наплевать.

Кирилл вообще не понимает, зачем вспомнил бывшую. В мозгу рождается навязчивый образ игрового автомата. Откинув шприц, о котором, быть может, потом Кирилл пожалеет, он медленно поднимается, упираясь ладонью в стену. Слабость постепенно растворяется в теле. Все еще ноет паховая зона уколов. Кирилл мотает головой, бормочет пароль вместе с матерными ругательствами и делает первый шаг. На мгновение все замирает, кажется, реальность обрушится на голову и вывернет восприятие наизнанку. Под лопаткой стремительно холодеет. Но Кирилл делает второй шаг, и наваждение рассеивается. На дрожащих, едва послушных ногах парень покидает столь гостеприимное логово, чтобы раствориться в уличной толпе на пути к новому не менее радушному логову, кое скрыто в квартире обычной многоэтажки.

Золотистый морской окунь отрывается от дна, поднимая плавниками илистый след.

Однокомнатную квартиру освещает рассветное солнце, проникая сквозь неплотно задернутую штору. В помещении царит тишина. Вещи горой разбросаны по полу или свисают мятыми гроздьями с мебели, в раковине выстроились пирамиды немытой посуды, то тут, то там мелькают бежевые пачки кофеина в таблетках разной степени наполненности. Грязь и запустение распространяются в спертом, насыщенном парящими частицами пыли воздухе. Кажется, жилище давно брошено. На ум приходит лишь одно определительное слово — берлога.

Только в раскрытом ноутбуке, что стоит на краю широкой двуспальной кровати, по инерции курсируют звездолеты. С любовной дотошностью вырисованные хромированные корпуса летательных аппаратов блестят сигнальными огнями, а моторы-тягачи вспыхивают ярко-голубым пламенем, стоит только машинам пойти на очередной маневр. Окружающая вселенная подмигивает россыпью неизвестных землянам звезд. Но корабли не сбиваются с курса. Отправленные в торговые и боевые рейды хозяином два часа тому назад, они точно пройдут по всем указанным координатам. Сбой не предусмотрен и невозможен. Только не у данного обладателя военно-космического флота. У него все рассчитано — корабли скоро вернутся в родную ставку, он успеет загрузить их товаром или новым оружием и отправить в клановые резервы, чтобы никто из врагов не имел возможности напасть. Легендарный министр обороны лучшего и сильнейшего клана космической онлайн стратегии на пятьсот тысяч пользователей не имеет права на просчет. Он — Lord Flame, или Самуил Исаакович Вайнштейн, впрочем признающий исключительно сокращенное Сэм. Врач-терапевт двадцати семи лет от роду и Весы по гороскопу.