Джонатан Летем - Бастион одиночества

Это мой лучший друг, так и подмывало сказать Дилана женщине, смотревшей на него все пристальней, потому что он долго не отвечал. Наверное, она начинала думать, что ошиблась и этот мальчик испорчен дурной компанией, что он не стоит ее внимания.

А Дилан и хотел показаться ей таким — испорченным, запачканным черным цветом.

Расистка, гадина.

Где я живу? В сказке, мысленно ответил ей Дилан. В Уикофф-Гарденс, жилом массиве на перекрестке Невинс и Третьей, вот где. Слышали о таком? Там всегда пахнет жареным. Если желаете проводить меня, леди, пожалуйста.

Артур Ломб жил с матерью на Пасифик-стрит, между Хойт и Бонд, по соседству с больницей. В его районе пахло чем-то зловещим, дети не гуляли, автобусы не ездили, от вечной горы свежевыстиранного белья в больничном дворе в небо устремлялся белый столб пара, у магазина на углу тоже собирались пуэрториканцы, но до словоохотливости компании старика Рамиреза им было далеко. На Пасифик собирались мужчины, чтобы поиграть в домино. Все, что было на Пасифик, даже разгуливавший там серый кот, казалось очень печальным и каким-то потусторонним. Этот квартал мог по праву считаться бермудским треугольником Бурум-Хилл. Он был удален на равные расстояния от Говануса, от Казенного дома и от школы № 293. Впрочем, это не имело никакого значения. Несмотря ни на что, двор возле дома Артура казался Дилану в эти солнечные октябрьские дни настоящим оазисом спокойствия. Они выходили туда, никого не опасаясь, садились в тени и расставляли фигурки на шахматной доске.

— Физику в твоем классе тоже ведет Винегар, да? Сочувствую. Полный придурок. Замечал, как он поглаживает усы, когда разговаривает с пуэрториканскими девчонками, у которых уже большие сиськи? Меня от этого блевать тянет. Но приходится терпеть. С Винегаром надо дружить, от него зависит наша дальнейшая судьба. Я, по крайней мере, так считаю. Эй, не тронь этого слона. Сейчас тебя защищает только он. Сколько раз тебе повторять: выстраивай в оборону пешки.

Артур сидел, подогнув под себя ногу, как детсадовец. Разговаривая, он постоянно хмурил брови, складывал губы трубочкой и делал философские отступления. Произносил он свои монологи нараспев, искусно обходя те моменты, когда ты собирался попросить его заткнуться или даже подумывал надавать ему по шее, прервать наконец этот поток умозаключений, эту нескончаемую песнь зануды. Артур раньше учился в Сент-Энн, но после развода мать больше не могла платить за учебу сына в частной школе. Теперь он собирался перейти в какую-нибудь специализированную государственную школу — с академическими требованиями и вступительными экзаменами. Артур никогда не тосковал ни по частной школе, оставленной где-то в прошлом, ни по бывшим белокожим одноклассникам, которые, как догадывался Дилан, ненавидели его так же люто, как черные дети из школы № 293. Артур был олицетворением мрачной неотвратимости, солдатом, вечно бегущим к очередному окопу.

— Вот бы поступить в Стайвесант. Там главное — сдать математику и физику. Английский можно даже провалить. Кстати, недавно я не пошел на физкультуру. Знаешь Мальдонадо? Он сказал, что сломает мне руку, если поймает в раздевалке. Спортзал — это вообще самоубийство, честное слово. В этой школе я нигде не раздеваюсь, даже в туалет не хожу. Уж лучше перетерпеть.

Артур жил с матерью на верхнем этаже дома из бурого песчаника, окна его спальни выходили на задний двор. Комиксы, упакованные в полиэтилен, лежали ровными стопками на полках. Он относился к ним с мрачным презрением и всем своим видом выражал неодобрение, когда Дилан начинал листать какие-то старые выпуски. На изображениях грудастой Осы и Валькирии виднелись борозды от шариковой ручки — Артур обводил контуры, положив на страницу кальку. Срисованные картинки хранились, как секретное послание, в ящике стола.

Дилан однажды наткнулся на эти художества, когда Артур ушел на кухню за крекерами.

— Только бы сдать этот тест. От него зависит вся жизнь. Думаешь, это ерунда, но поймешь, что я прав, когда перейдешь в старшие классы. Если я не попаду в Стайвесант или хотя бы в Бронкс Сайенс, тогда пиши пропало. Лучших примут в Стайвесант, тех, кто послабее, — в Бронкс Сайенс, потом идет Бруклин Тех, Сара Дж. Хейл и Джон Джей — это вообще настоящие дыры. В Саре Дж. Хейл застрелился учитель, по телику говорили. Алгебра, геометрия, биология. Попроси Винегара дать тебе практическое задание, советую как другу. Пусть думает, что тебе интересны его уроки. Скажи, что хочешь принять участие в каком-нибудь научном проекте — просто так. Если он поймет, что ты мечтаешь попасть в Стайвесант, может, потом замолвит за тебя словечко. Короче, надо делать все, что в наших силах.

На тех же полках, где лежали комиксы, Артур хранил книги в мягких обложках «Жесткие ответы на глупые вопросы» Эла Джаффе и «Более светлая сторона» Дейва Бергера. Колкая ирония карикатуристов «Мэд Мэгэзин» прекрасно сочеталась со взглядами Артура на жизнь. Найди смешное в вещах, совсем не забавных. Упражняйся в сарказме, как в приемах карате. А в будущем, когда слушать тебя никто уже не захочет, будешь топить свой яростный смех в самом себе.

Из окон спальни Артура были видны запущенные, заросшие деревьями задние дворы домов на Атлантик-авеню, окна квартир над магазинами, часть Казенного дома, здания муниципальных учреждений в центре Бруклина и зубчатые верхушки Манхэттена. Артур рассматривал все это в бинокль. По вечерам, закончив очередную партию в шахматы, они развлекались по очереди, наблюдая не за чем-то конкретным, а за всем подряд. Сначала в тишине, потом под звуки радио, по которому транслировали в основном «Лети, как орел» или «Плетущий сны».

Но большую часть времени они проводили, сидя на крыльце и исследуя нежелание или неумение Пасифик-стрит признать свое соседство с Бонд или Хойт. А летом, бывало, ходили в Музей естественной истории в Верхнем Уэст-Сайде и рассматривали животных, убитых когда-то самим Теодором Рузвельтом, а затем превращенных в чучела и запаянных в стеклянные коробки. Дилан Эбдус, Артур Ломб, гомо сапиенс, Пасифик-стрит, 1976 год. Дни казались безмятежными, все шло своим чередом. Дилан совсем не думал ни о Мингусе, ни о Дин-стрит, просто наблюдал за прячущимся под припаркованной машиной серым котом, за ритмическими колебаниями столба больничного пара, почтальоном, читающим журналы на крыльце соседнего дома, и размышлял, как долго еще будет проигрывать в шахматы безжалостному жулику Артуру Ломбу.

А тот обеими руками растирал отсиженную ногу и продумывал следующий хитрый ход. В глазах, казалось, отражаются проносящиеся в мозгу мысли.

— Быть фанатом «Метс» не имеет смысла, если поразмыслить здраво. Многие смотрят только на очки и места, но «Янки» в любом случае — самая мощная команда в истории бейсбола, они буквально пропитаны соревновательным духом. Имена многих из них внесены в «Списки славы» Национального музея бейсбола. А «Метс» только тем и знамениты, что победили недавно. Вот парни вроде тебя и становятся их болельщиками. А у «Янки» просто уйма достижений.