Александр Коротенко - Осколки. 12 удивительных ситуаций

Прошло какое-то время. Я был занят на работе и дома. Хотя, наверное, тогда я дома почти не бывал. И вот уже летом по дороге в лес я встретил директора интерната. Мы с ним почти не виделись после интерната. Поговорили немного, так как я торопился, и я собирался идти дальше, но он меня спросил, не помню ли я девочку из младших классов, которая всегда молчала и, как и я, пряталась и убегала в лес. Мне было не очень приятно вспоминать интернат, и я сказал, что не помню и, скорее всего, меня уже не было в интернате. Он согласился. Наверное, из вежливости я поинтересовался, почему он спросил, и он рассказал, что девочка чем-то напоминала меня. Она всегда была одна. Редко разговаривала, а в свободное время гуляла в лесу с коляской и куклой, которую он же ей и подарил. В общем, однажды она потеряла свою куклу, или кто-то из детей спрятал ее. Она ее вначале искала. Предложили другую, так она даже смотреть на нее не стала. Медсестры и воспитатели, чувствуя ее горе, расспрашивали всех детей. Главврач очень испугалась за ее здоровье. Боялась, что она не перенесет еще одной потери. Отказалась есть и пить. В конце концов, ее отправили в больницу, а оттуда в психиатрическую лечебницу. Так вот, она умерла. Около года назад. Представляете, в тот же день, что и ее мать.

Мы обменялись понимающими взглядами и попрощались. Я пошел дальше. И вдруг минут через десять-пятнадцать я начал ощущать тревогу. Без видимых причин. Слова директора как будто превратились в плотный комок, который начал давить на правый висок. Боль становилась пульсирующей и усиливалась. Пришлось вернуться домой и лечь. Но сознание упорно возвращалось к услышанному от директора. Я почувствовал сильнейшее волнение. Наверное, это заставило меня вспомнить девочку, о которой шла речь.

Из смутных образов и обрывков каких-то фраз я постепенно вспомнил девочку лет, как мне кажется, шести-семи, с коляской для кукол, с длинными черными волосами, в белых носках. Я не был уверен, что вспомнил именно ее и пытался вытащить из воспоминаний еще что-то, но постепенно заснул и спал долго, почти до вечера.

Проснулся я с тревожным чувством и попытался вспомнить сон. Но, кроме ощущения тревоги и даже страха, ничего не мог вспомнить.

Я продолжал лежать с закрытыми глазами, когда пришло воспоминание о случившемся. Не знаю, где оно было. Не знаю, почему я забыл. Не знаю, почему вспомнил. Но это было ужасно. Просто ужасно.

Я наблюдал за этой девочкой, искал возможности увидеть ее, пройти мимо или услышать ее голос. Наверное, это была любовь. Она обычно одна катала свою коляску и разговаривала с кем-то. Как только кто-то показывался, она тут же стремилась отойти в менее заметное место, скрыться. Подойти к ней я не мог, так как не хотел умирать, но и оторвать взгляд от нее я тоже не мог. Это было счастье. По-другому, наверное, не скажешь.

Ее очень опекали медсестры и врачи. Очень часто, я видел, подходил директор. Но она все время находилась как будто в другом мире. Не знаю где, но не здесь. Ее любили, наверное, все, но никто не нарушал ее уединения. Я испытывал очень противоречивые чувства, когда с ней общался кто-то из сестер или врачей. Это была радость, наверное, перемешанная с ревностью и завистью, потому что кто бы с ней ни разговаривал, все ей улыбались. Я хотел быть с ней, и я хотел бы разделять с ней тепло, которое она получала.

Однажды. Удивительное это слово однажды. Я наблюдал за Санной из-за деревьев. Она сидела на ступеньке беседки, в которой редко кто-то бывал, естественно, со своей куклой в коляске, и тихо плакала, склонив голову на колени. К ней подошел директор и, присев напротив нее на корточки, что-то тихо говорил. Затем он начал гладить ее по голове, обнял ее, и я ясно услышал его рыдания. Он уже стоял на коленях перед ней и, рыдая, что-то говорил ей. Причем одной рукой он ее продолжал обнимать, а левой все время вытирал со своего лица слезы.

Я превратился тогда в камень, и только ручеек слез из моих глаз говорил о том, что внутри меня еще есть жизнь.

Закончилась эта сцена тем, что директор взял ее на руки и унес, забыв коляску с куклой.

Именно тогда я украл ее.

От страха я действовал быстро. Засунул куклу под рубашку и побежал в лес. Там было мое тайное место. Дупло, в котором я часто прятался.

В нем я просидел, долго держа в руках куклу и не глядя на нее. Именно там я замотал ее в тряпки, принесенные мною раньше для обустройства своего жилища.

Как во сне я вернулся в интернат. Меня искали. Меня опять ругали. Меня отвели к директору. Он что-то говорил, и в наказание мне запретили выходить из комнаты неделю.

Девочку я больше не видел. И воспоминание о ней постепенно стерлись из моей памяти.

Все это я вспомнил очень отчетливо, а вот дальнейшую свою жизнь в интернате, кроме отдельных малозначимых эпизодов вспомнить не мог.

Казалось невероятным, что через столько лет я нашел дупло, в котором проводил много времени, и где мне было уютно и хорошо. Как я мог о нем забыть, не понимаю.

Достав из кладовой свою большую сумку, с которой я обычно ходил в лес для записей звуков, я вытащил куклу. Ту самую, которую украл, спрятал и непонятным образом забыл на такое долгое время. Держа ее в руках, второй раз в жизни я не знал, что с ней делать. Отдать некому. Оставить у себя – постоянно вспоминать эту ужасную ситуацию. Просто выкинуть жалко. За какой-то час она стала частью меня самого. В общем, что делать, я не знаю.

После небольшого перерыва, вызванного занятостью на работе, я был в лесу и решил продолжить работу с деревьями, но к моему удивлению я не мог зафиксировать звуки. Я был рассеянным и чувствовал раздражительность, поэтому собрался и пошел домой. Конечно, сознание возвращалось к старой истории, но я заставлял себя переключаться на более приятные или обыденные вещи.

На следующий день с утра я был в лесу, но, провозившись несколько часов и не получив ни одного сигнала, я был не только удивлен, но и разозлен.

Найдя дуб, я прикрепил на него около двадцати датчиков, но и он молчал. Почти неделю я предпринимал попытку за попыткой. Ничего. Абсолютно никаких звуков. Я в отчаянии. Я бы мог решить, что мне это лишь только казалось, если бы не было предыдущих записей.

На следующий день после смерти Эрика я зашел на студию и без объяснений отдал диск. Думаю, если бы я его не вернул, никто бы этого не заметил.

Не возвращаясь в павильон, я направился в сторону леса и уже за забором студии спросил у прохожего, как найти интернат. Мне пришлось пройти минут двадцать быстрым шагом. И ступив на территорию, я направился к аккуратному двухэтажному зданию.

Найти кабинет директора было нетрудно, но он оказался на занятиях. Ожидая, я прохаживался по коридору и разглядывал портреты разных людей. На одном из них я и увидел удивительно похожее на Энштейна лицо. Действительно, Эрик был прав. Но тут же до меня дошло, что внизу портрета стояли даты рождения и смерти. Конечно, я был шокирован, полагая, что смогу увидеться с живым человеком. Более того, что-то подсказывало, что последняя встреча Эрика с директором была совсем недавно.