Петр Воробьев - Горм, сын Хёрдакнута

– …Но и мясо глазоедца-рыбы не спасло память его от пламени, и ныне лишь брусника и мед служат ему пищей. [184] К. Асмолов.

Наконец, ветхий го́ди, на чьей голове во все стороны торчал седой пух, шевелимый даже самым слабым движением воздуха, достиг подножия Холма Закона. За левым плечом Рери торчала рукоять огромного железного меча. Старец потянул к ней правую руку, ученики поспешно раздались в стороны. Ярлы, их жены, и законоговоритель почтительно встали. Плавно вытащив преувеличенно большое черное лезвие (единственное оружие на тинге), жрец воздел его к небу и надтреснутым, но довольно сильным голосом возгласил:

Старец уверенным движением, помогая себе левой рукой, отправил меч обратно в ножны, висевшие за спиной, и остановился в легком замешательстве, пока ученики вновь не взяли его под локти: Рери был слеп, как крот.

– Так сказал Йокки, кто знал Крома, – голос Роала был низким и хриплым. – Тинг открыт. Нужно ли кому объявить об убийстве, похищении, или другом преступлении, как требует закон?

Законоговоритель обвел толпу взглядом. Тира встала, держа в руках веленевый свиток.

– Тира Осфосдоттир, говори.

– Это письмо от Адальфлейд, хранительницы Меркланда, она просила меня обратиться к тингу с объявлением об убийстве.

– Защищает ли хранительницу Меркланда наш закон, и есть ли у нее поручитель на тинге? – спросил Роал.

– Я поручитель Адальфлейд, – Хёрдакнут поднялся, опершись на посох. – Она мне родня через Сигвартову жену. Да и убийца многим тут знаком.

Роал кивнул.

– Есть ли другие необъявленные убийства? Нет? Читай, Тира Осфосдоттир!

Анасса развернула начало свитка и начала:

– «Го́ди, законоговорителю, ярлам, и бондам Танемарка, приветствия от Адальфлейд, хранительницы Меркланда.»

– Тира помогла ей с письмом? – шепнул Хёрдакнут Горму.

– А ты как думаешь? – ответил тот.

– «Я призываю благословение богов на Танемарк, землю друзей моих и родичей. Да родится ячмень в изобилии в ваших полях, да будут сети полны рыбой, и да ловится дичь в лесах.»

Бонды одобрительно зашумели.

– «Я призываю вас в свидетели того, что я обвиняю Фьольнира, сына Ингвефрея из Хроарскильде, в том, что он преступил закон и вместе со своими дружинниками напал на моего лендманна Ро, сына Ринка, нанес ему раны мозга, внутренностей, и костей, которые оказались смертельными и от которых Ро умер. Я объявляю о шести свидетелях этого убийства…»

– Фьольнир наш, оказывается? – удивился Энгуль.

– Мальчишкой послан в Эстра Арос в учение, – подтвердил Ньолл.

– Выучился, – злобно сказал Снари.

– Был бы не наш. Что б с ним. Делать нашему тингу, – заключил Ингимунд.

– Тише вы, слушать мешаете, – одернул кто-то сзади.

– Список энгульсейских имен. Очень занимательно слушать, – чуть потише пробурчал Энгуль.

– «Также я обвиняю Фьольнира, сына Ингвефрея из Хроарскильде, в том, что он преступил закон и вместе со своими дружинниками напал на Тобритана, сына Вульфа, старосту деревни Гримсторп, и повесил его за шею, отчего Тобритан задохнулся и умер. Я объявляю имена шести…»

– Много еще там убитых? – перебил Роал.

– Сто тридцать мужчин, пятьдесят девять женщин, и девятнадцать детей. Горм, помоги мне, – анасса перехватила свиток, крепко держа его верх в правой руке.

Ярл поднялся, взялся за деревянные рукоятки и потянул, шагая назад, отчего свиток развернулся перед законоговорителем на всю пятисаженную длину. Хан вздохнул и опустил голову на лапы.

– Каждое убийство засвидетельствовано перед законом, – сказала Тира. – Свидетели принесли клятвы. Кроме того, дружинники Фьольнира нанесли тяжкие и еще не излеченные раны мозга, внутренностей, или костей еще девяносто двум мужчинам, двадцати женщинам…

– Долго будет продолжаться это занудство? – шепнул Соти своему приятелю Али. – И так вроде все знают про Фьольнировы набеги?

– Молчи. Закон. Требует расстановки, – осадил молодого дружинника, вернувшегося из Винланда, Ингимунд.

Сунна, даром что только что повернула колесницу на зиму, пригревала почти по-летнему, но с севера стал задувать прохладный ветер. Йи Ха свернулась в клубок рядом с Ханом.

– Они еще похитили двести одиннадцать женщин, тридцать пять девочек, и восемнадцать мальчиков, – продолжала Тира.

– Погоди про похищения, сперва с убийствами разберемся, – прохрипел Роал.

– Мы здесь надолго, – сказал Ньолл и, закряхтев, сел на траву.

«Когда Рало спросил, есть ли еще обвинения в похищениях, воины Хелиго, младшего брата Корумо, вывели под руки мужа дикой внешности, свойственной жителям западного материка, до крайности истощенного, и говорившего на языке, оказавшемся понятным одной из жен Хелиго. История этого мужа, звавшегося Хониахако, как собравшимся удалось выяснить после долгих расспросов, была такова.»

Кирко покрутил ус на пальце, вспоминая подробности запутанного тройным переводом – со слов изможденного дикаря через Анкти, Тайму, и Хельги – и сбивчивого рассказа.

«Хониахако охотник жил на берегу западного материка, примерно в ста долихосах южнее поселения танов. Вместе с еще девятнадцатью соплеменниками, он был захвачен в плен, перевезен через море, и продан на рынке рабов Адрамето. Все его собратья по несчастью таинственным образом скончались от болезней, обычно не считающихся смертельными – от простуды до ветряной оспы. Хониахако показал шрамы от многочисленных избиений. Анкти, жена архона запада Хелиго, признала в нем дальнего родича. Корабль же, захвативший его в плен, управлялся жрецами бога тьмы, чье имя не будет упомянуто в этой хронике. Судя по времени, когда несчастный попал в неволю, этот корабль отправился на запад вскоре после того, как вести о путешествии Хелиго и Оскуо достигли берегов Пурпурного моря.»

«Архон Хелиго сказал, что Хониахако, по родству с Анкти, должен был находиться под его защитой. Возник спор о том, был ли Хониахако стратиотом Хелиго во время его похищения, и попадал ли он таким образом под охрану закона, вершимого собранием. Архон запада заметил, что дело не столько в похищении этого стратиота, сколько в том, что его земли богаты и беззащитны против новых набегов жрецов тьмы, подстрекаемых Филонейро. Жены архона горестно воззвали к собравшимся о спасении…»

Схоласта отвлек вопль ликования, донесшийся через полузакрытые створки окна, так что кусочки слюды задрожали в переплете. Кирко отложил стилос, поднялся, и растворил окно. Внизу Кнур и несколько учеников устроили кучу-малу у горелки, в верхней части которой из бронзовых пастей двенадцати морских змеев вырывались устойчивые конусы синего пламени. Все устройство лишь отдаленно напоминало сифон, бывший его прародителем. К ликованию кузнецов вскоре примкнули и псы, которых непонимание причины веселья никак не останавливало от участия в нем. Вислоусый историограф вновь полуприкрыл окно, вернулся к столу, и принялся писать дальше.