Diamond Ace - Сломленное поколение

Могла бы и не просить. Удивление справилось и без меня.
– Да, кстати, под дверью лежала записка, я не читала ее. – Рут положила какой-то листок под мою подушку.
Спасибо, что законсервировала мое время. Теперь "завтра" никогда не наступит.

Глава Седьмая
Провал

Любовь и молитва. Вот, что разъедает твои мозги.
Любовь и молитва.
Слова эхом разносятся в голове по всем направлением. Ощущение, будто я вновь создаю мыслительный вакуум, только чтобы не вспоминать о том, как отец насиловал сестру. Или бил мать. Непроизвольное отторжение реальности. Каталина поедает прах родителей.
Дороти обнимает синий фотоальбом.
Серый ковер изо мха на потолке исповедальни.
Концентрация.
Ступор разбился об осознание – я не прикован. Больше нет этих ремней, руки свободны.
Записка. Джессика…нет, Рут принесла какую-то записку. Я точно помню, как она положила листок под мою подушку. Но трагедия подобного просветления в том, что нет никакой подушки. И даже больничная кровать – больше не кровать, а жесткий холодный пол. Знаете, что плохо? Не помнить, как ты уже второй раз меняешь место дислокации. И, похоже, не своим ходом. Сомневаюсь, что я направился бы прямиком в знаменитую ночлежку на пятой улице, учитывая, что до последнего был обездвижен. Я теряю контроль над собой. Моя жизнь уже совсем не моя. Ее по кусочкам растаскивают эти бездомные, вжимающиеся в полупрозрачные матрасы, покрытые пятнами различных цветов. Поверьте, это не работа производителя. Кому-то повезло больше – счастливчикам достались новенькие на первый взгляд спальные мешки. А у того, кто помог мне оказаться здесь, похоже, отменное чувство юмора. Я презираю клоунов.
Любовь и молитва.
– Что ты сказал? – Этот вязкий вопрос застал меня врасплох. Как выяснилось, я говорил вслух.

Говорю, чтобы приятель не принимал все близко к сердцу и ложился спать. Его ведь ждут жена и дети. Ах, постойте, у него их нет.
– Ублюдок.

Я знаю.
Но этот бедняга не учел простой факт: у кого-то может быть гораздо больше проблем, нежели у сраного, бездомного, безработного алкаша.
Эти люди полагают, что у них самые несчастные жизни, что ночлежка – кладбище разбитых надежд и мечтаний. Загубленных судеб.
Я бы закурил. И это я сказал вслух осознанно.
Загубленных судеб… чушь собачья. Этот непросыхающий планктон – самая свободная часть населения. Перед ними открыты все двери. Никакой ответственности, никаких прений на завтрак, отчетов в обед и драм на ужин. Банковские счета, квартиры и машины, недосягаемые яхты и близкое повышение, за которое нужно прилично пососать – все это забота кого-то другого. Безумца, забывшего, когда тот последний раз поднимал глаза к небу, чтобы убедиться, что он жив. Или несгибаемой леди из бухгалтерии, назвавшей сына Сальдо, а доченьку – Авистой.
– О чем думаешь, грубиян? – С этими словами бородатый мужчина протянул мне сигарету "Лаки Страйк".

Спасибо. Ни о чем. Есть огонь?
– У тебя такое выражение лица, словно ты испражняешься на крыльцо белого дома. – Первая затяжка за долгое время. На секунду я даже ослеп от удовольствия. Говорю этому парню, что думаю о том, как отсюда выбраться. И спрашиваю, не видел ли он, как меня сюда привели?
– Кто-то хорошо набрался вчера. – Из бороды показались белоснежные зубы. Ухоженный бродяга.

Говорю ему, что не могу рассказать всю историю, потому что и сам не помню, как упустил момент, когда мои переживания начали методично разбрасывать по ветру.
- Друг, да тут у всех такая ситуация. Посмотри вокруг: Ллойд был окружным прокурором. – Он указал на парня в углу, прижавшего колени к груди. – Несколько оправдательных приговоров. И вот Ллойд полирует скамейку запасных, постепенно распечатывая горло безразмерной бутылки, к соску которой он не прочь приложиться и по сей день. Хотя его должно было насторожить такое стечение обстоятельств. Келли, – светловолосая красавица с миленьким перепачканным личиком. Королева дна, – неплохо выглядит, да? Но теперь ее красота никому не нужна. Особенно после того, как она опрометчиво снялась в парочке порно-фильмов. СПИД. Наркота, клей.
Я думал, что порно-студии пристально следят за новыми записями в медицинских картах своих "сотрудников".
– Так и есть…

Марвин.
– Марвин. Только если это не снафф. Ее драли больше недели, прежде чем оставить за мусорным баком в паре кварталов отсюда. Подожди немного, пусть память погубит твоё настоящее, и добро пожаловать в ночлежку. Келли часто рассказывает свою историю – так она борется с тревогой. Возвращается в тот день, когда она села в новенький "Кайенн", закинулась коксом и отправилась развлекаться. Феерия оказалась феерией – разрыв влагалища, венера, сломанные ребра, растоптанное самоуважение, постоянный и неконтролируемый страх. Депрессия. Клей – деменция. Дурь – деструкция. Если Келли не вернулась в ночлежку, ищи ее за тем кармическим баком возле "Сент Келли Ле Боу", смекаешь?
Любовь и молитва.

Поколение людей, подсевших на "атмосферу". Всем нужна идеальная обстановка: отличный саундтрек, шумная компания, крепкие напитки, колеса. Цветовая гамма вечернего наряда обязана гармонировать с внутренним миром обладательницы ультрамодного коктейльного платья. Ослепительно-яркая помада, или "самые золотые" запонки, инкрустированные кристаллами туфли или "Ролекс" поверх рубашки. Эти люди поглощают тераканделы света, лишая окружающих радости поплескаться в лучах естественного светила.
А потом они падают. Все когда-нибудь падают.
Они теряют сбережения.
Остаются без компании.
Лишаются рассудка.
Диазепам, нитрозепам, пам-пам.
Человек уверен, что все можно вылечить. Мы препоручили наши жизни докторам, таблеткам, шприцам и медицинской страховке. Я презираю клоунов.
Я говорю своему новому собеседнику, что все его истории – капля в море спасения. Келли, Ллойд, он сам – по-настоящему везучие люди, которым довелось побывать на зубах системы и соскочить в тот самый момент, когда ее нижняя челюсть стремительно рванула вверх. Отбросы – всегда будут отбросами. И это победа.
– Я не совсем тебя понимаю, приятель.
И не надо. Лучше достань еще пару сигарет и скажи, откуда у бродяги взялись деньги на приличное курево?
– Наверное, это не твоя забота, друг.

Вылизанный бродяга начинает мне нравиться.
А в голове мелькают толстяки и серые стены. Записка, Рут, таблетки.
Паркер Уильямс. Алые пятна, контрастирующие с его прикидом.
Я чувствую, как гнев постепенно набирает обороты. Невозможность воссоздать реальную картину происходивших событий – вот настоящий агрессор.
Но это хорошие новости: не помню зла – зла не говорю.
– Кстати, ты спрашивал, кто тебя привел. Какая-то девушка.
Я спрашиваю, не мог бы он точнее описать ее облик?
– Рыжая, худая, с огромными глазами. Таких на улице…