Андрей Ханжин - Рассказы

«Поговори с Мареком, Олег сказал, что Марек может помочь. Убеди его. Завтра я снова приеду… За ответом».

Марек.

Надо знать-таки Марека!

Марк Эммануилович Мартынов. Крещёный — золотой крест на пузе грамм в двести весом. 54 года — это возраст. Срок всего четыре пасхи строгого режима. Полтора центнера дядька.

Его взяли при сопровождении грузовика с гранатомётами. Менты решили, что добудут компромат на кагебешников, кому, собственно, и принадлежал груз. Но Марек не назвал ни одной фамилии, не дал даже малейшего намёка на принадлежность грузовика, всё потянул на себя и получил в итоге четвёрку. Чекисты с мусорами разобрались — мусора остались должны. Но и Марека комитетчики не бросили, создали всё возможное для наикомфортнейшего пребывания осужденного Мартынова в зоне. Плюс прямой телефон Управления.

При встрече, начальник колонии первым тянул клешню для пожатия. Побаивался.

В лагере Марек устроился нарядчиком. Замечательная должность — козлиней не бывает. К Олегу он относился с великой симпатией, не только за уважительную мзду, но и за обязательность характера. Астронома он выслушал крайне внимательно.

С Людмилой на следующий день Марек встретился сам.

«Тебе нужно пойти к мусорам, — сказала Людка Олегу. — Вот номер кабинета и фамилия».

И Олег снова появился на площади Богдана Хмельницкого.

Трёхзвездный правоохранитель, без мизинца на левой руке, не задавал вообще никаких вопросов по интересующему Олега делу. Он лишь уточнил, правда ли, что отец его супруги служит егерем в заповеднике под Белой Церковью?

Олег подтвердил.

«Ну и отлично! Через пару недель мы бы поохотились!.. С банькой, все дела чтоб, к баньке прилагающиеся, так сказать… Пятеро нас будет. В пятницу вечером приедем, в воскресенье вечером отбудем».

Гангстер кивнул: понимаю. И уже в дверях услышал: «Случай тут недавно один был… Парень один автомат у «беркутовца» отнял. Автомат мы обнаружили. А вот парня найти не можем пока. Наверное залётный был. Ушёл с концами».

Олег ещё раз кивнул и вышел.

Теперь нужно было искать бабло на мусорские блядки. Людка загрустила: две недели на решение вопроса. А цена вопроса укладывалась примерно тонн в пять баксов. Девки… местные, конечно, дешевле обойдутся. Бухло. Жратва. Отец заупрямится — придётся матери денег дать, чтоб уговорила.

Олег не грустил.

Через того же недостреленного Волчка он выяснил, что через три дня в Тернополь должна были приехать два одесских коммерсанта, чтоб снять в тернопольском банке шестьдесят наличных американских тысяч. Волчок знает наверняка, но сам отправиться туда не может, поскольку коммерсанту знакома его рожа.

«Вот их фотографии».

За наводку Волчок попросил десятку.

Сняв с Людки все золотые украшения, включая обручальное кольцо, Олег продал всё перекупщику из ресторана «Дубки», и на вырученные деньги купил у Волчка старый, но вполне исправный восьмизарядный револьвер.

Для слежки и подстраховки он взял с собой двух опиюшных наркоманов — Галыча и Ежа — с которыми мотал срок в одной зоне, и которые, по крайней мере, не был суками. Да и прибьют — не жалко.

Да, они не были суками. Но хуже — они были кромешными идиотами. Олег это обстоятельство не учёл. Издержки азартной юности.

Трио они отправились по железке в Тернополь.

В день ограбления Олегу исполнялось двадцать четыре года

За коммерсами пасли Галыч и Ёж. В паровозе они, разумеется, втёрлись черняшкой — по паре кубов с выходом: шесть со стакана — и теперь отрешённо пускали слюни у входа в банк, очевидно не являясь клиентами и вкладчиками этого финансового учреждения.

Потёртые тёмными одесскими делами, бизнесмены безошибочно определили по чью душу ошивались у входа эти две обдолбанные тени в лакированных туфлях. Стоящий у шашлычной Олег тоже понял, что компаньоны спалились. И как только одесситы вошли в банк, отправил засыпающих долбаёбов метров на двадцать вперёд. Как раз туда, где коммесы припарковали свой «Чероки».

Часы отбили без четверти три.

Дальнейшие события развивались в темпе стремительной импровизации.

Одесситы вышли из банка часа через два. Но направились не к автомобилю, а в подземный переход на другую сторону улицы, где зеленела вывеска обыкновенной сберкассы. В руках одного из них тяжело покачивался объёмный, дешёвый, приобретённый видимо в том же банке, кейс.

Не въезжая в происходящее, но предчувствуя какую-то коварную манипуляцию с баблом и сберкассой, Олег направился вслед за коммерсами в переход, натянул на башку маску, выхватил из-за пояса револьвер и шмальнул над их головами…

«Упали на хуй оба!»

Один рухнул, как замёрзшая птица, и закрыл руками голову. А другой, тот, что был с кейсом, широкой припрыжкой рванул вперёд.

Олег за ним.

Гражданин с кейсом вылетел из перехода и вломился в двери городской сберкассы.

Олег за ним.

В маске и с наганом в руке.

Что могли подумать служащие сберкассы?

Так они и подумали. Раздались дамские вопли. Произошёл кипеш. Ударом в затылок Олег свалил коммерсанта и выхватил кейс. В это время ему в грудь мёртвой хваткой вцепился охранник кассы. Налётчик выстрелил ему в живот, пробил насквозь, но тот всё не отцеплялся… С повисшим на груди охранником в серой форме с бурым пятном на спине, в чёрной маске из лыжной шапочки, с револьвером в одной руке и с объёмным кейсом в другой, Олег выполз из сберкассы на центральную улицу западноукраинского местечка Тернополь.

Граждан это позабавило. Некоторые зааплодировали. Кто-то крикнул: «Тикай, хлопчик! Лягавые!»

«Лягавые» действительно были уже повсюду. Мёртвый охранник отцепился сам собой. Олег рванулся вправо по тротуару, но какой-то законопослушный пидор ловко подставил ногу… Падая, Олег успел выстрелить со злости в то проклятое копыто, обутое в китайский кед.

Навалились.

Разбили голову резиновой палкой.

Забили в браслеты.

Открыли кейс…

Портфель был набит пустыми ученическими тетрадями в линейку. Больше в нём не было ничего.

Как выяснилось в ходе судебного процесса, деньги — все шестьдесят тысяч — находились в поясе у того, кто после выстрела бросился на асфальтовый пол подземного перехода.

Олега, с учётом прежних судимостей и нынешнего настроя, приговорили к высшей мере наказания — расстрелу.

Примерно в это же время, в очередном приступе демисезонной лагерной меланхолии, повесился флегматичный Лёлик. Разумеется, эти события не имеют видимой связи. Просто Лёлик заебался жить. Хотя казематные оккультисты поговаривали о том, что такова неизбежная плата Ирины за открывшиеся сверхспособности. Не важно. Сколько их таких, Лёликов…

Астроном плотно подсел на иглу, здраво рассудив, что всех их рано или поздно расстреляют.