Чарльз Буковски - Возмездие обреченных

Мэнни Хьюман пришел в шоу-бизнес, когда ему было шестнадцать. Сорок лет варки в этом котле не сломали его. Он работал в одной из гостиных отеля «Сансет». В маленькой гостиной. Он, Мэнни, был комиком. Вегас теперь уже не был тем, чем был раньше. Все деньги уплывали в Атлантик-сити, где появлялись новые имена, свежие идеи. Да, к тому же, еще эта хренова рецессия.

— Рецессия, — говорил Мэнни, — это когда твоя жена убегает с другим. А депрессия — это когда этот другой возвращает ее обратно. Кто-то вернул и мою. Кстати, есть такая штука — смех, и когда я обнаружу его, я дам вам знать…

Мэнни сидел в своей гримерной и приговаривал пинту водки. Он разглядывал свое отражение в зеркале: волосы почти проиграли битву с лысиной, нос кривой, печальные темные глаза…

«Черт, — думал Мэнни, — тут любой бы пупок надорвал. Ты понимаешь, что опускаешься, но вынужден продолжать в том же духе».

В дверь тихонько постучали.

— Входите, — отозвался Мэнни, — правда, здесь кроме пустоты и протухшего еврейского овоща никого нет…

Вошел Джо. Джо Сильвер. Он занимался ангажементом актеров для отеля. Джо взял стул, повернул его и сел, облокотившись на спинку стула. Джо сидел и смотрел на Мэнни. Сколько помнил себя Мэнни, Джо занимался ангажементом. Они были похожи, правда, Джо не выглядел таким бедным, как Мэнни. Глубоко вздохнув, Джо выпрямился и потер тыльную сторону шеи.

— Мэнни, твои шутки стали чересчур горькими. Может, ты слишком долго варишься в деле, и это обернулось против тебя. Ведь я помню времена, когда ты был смешным. Ты заставлял людей кататься по полу от смеха. Ты даже мог рассмешить огромную толпу. И это было не так давно…

— Вот как? — усмехнулся Мэнни. — Ты имеешь в виду прошлую ночь, Джо?

— Я имею в виду прошлый год. То есть, я не помню, когда точно…

— Да кончай, Джо. Не так все плохо, — отмахнулся Мэнни, продолжая разглядывать себя в зеркале.

— В гостиной почти никого нет, Мэнни. Ты их не привлекаешь. Твои шутки такие плоские, что их можно под дверь просовывать.

— Какие двери, такие и шутки.

— У нас двери-вертушки, Мэнни. Они закручивают тебя внутрь, но если ты не успеваешь выскочить, то выбрасывают обратно на улицу…

Мэнни повернулся и посмотрел на Джо.

— О чем это ты тут толкуешь, Джо? Я один из величайших комиков! В доказательство я могу показать вырезки из газет: «Величайший комик нашего времени». Ты прекрасно знаешь это!

— То было время застоя, Мэнни. Сейчас — другое! Мы должны собирать публику. А что у нас? Я могу выйти на сцену, бросить в зал горсть рису — и ни в кого не попасть!

— А может быть, людям не нравится, когда в них швыряют рисом, Джо. Может быть, они любят варить рис…

Джо покачал головой.

— Мэнни, ты на сцене выглядишь, как обозленный старик. Люди и без тебя знают, что мир — говно. Они хотят забыть об этом.

Мэнни глотнул водки.

— Ты прав, Джо. Я не знаю, что со мной такое. Понимаешь, опять наступают смутные времена в стране. Просто как в тридцатые. Я выхожу на сцену и смотрю, как эти свиньи жрут, пьют, они же все тупорылые. Понимаешь, у них мозги заплыли жиром. Откуда у них такие деньги? Я не понимаю этого, Джо.

Джо положил руку на плечо Мэнни.

— Послушай, не бери в голову. Это не твоя работа — что-то менять. Ты должен смешить до усрачки.

— Да я знаю…

— У нас двери-вертушки, Мэнни. Они закручивают тебя внутрь, но если ты не успеваешь выскочить, то выбрасывают обратно на улицу…

— Мэнни, как человек ты мне симпатичен… Ты транжиришь свои деньги на рулетку и баб, но меня это не касается. У каждого своя отдушина. Меня не волнует твоя водка… до тех пор, пока ты исполняешь свои обязанности. Но Эй-Джи сказал мне, если за столиками не прибавится народу, я потеряю свою работу. Ты не смешишь их, Мэнни! А это уже касается моей личной задницы! И мне уже тоже не смешно. Я уже подумываю, а не пригласить ли мне этого сосунка, Бенни Блю. Он не только может трепаться, но еще откалывает похабные фокусы с дутыми гондонами.

— Этот щенок — низкопробная подделка, Джо. Ты слышал, что он отмочил на днях? Нанюхался коки и обоссал горничную. Потом дал ей пять баксов и велел прийти вечером, чтобы повторить на бис!

— Слышал. Но на сцене он хорош. А меня только это должно волновать!

— Я коку не потребляю, Джо.

— Да мне плевать, что ты потребляешь! Меня волнует то, что ты делаешь! Твое имя на афишах у входа — а за столиками никого нет!

— Блядь! Ты что, не слышал? Это рецессия, Джо!

— И умоляю, Мэнни, хватит этих шуток про рецессию! Ты утомляешь людей! Они приходят посмеяться! И если они не возвращаются, значит, что-то не так, Мэнни!

Мэнни приложился к бутылке, потом повернулся и посмотрел Джо в лицо.

— Знаешь, что я хочу тебе сказать. Посмотри на свой кордебалет. Ты держишь одних и тех же телок в одних и тех же костюмах по три-четыре сезона! У них уже сиськи висят до колен, а жопы выросли больше, чем наш национальный долг! Она… они все прожженные бляди! «Лебеди», блядь! Назови их «Лишайные вороны»! Никто не хочет смотреть, как кучка больных проституток в такт дергают ногами!

— Мы не можем заказать новые костюмы, Мэнни. Ты знаешь, сколько это стоит?

— Ну, тогда хотя бы обнови старые.

— Мэнни, костюмы — это не проблема. Ты — наша проблема. Или ты работаешь, или уходишь. Я приглашу Бенни Блю с его ебаными «Пузырями».

— Работаешь? Что значит — работаешь?

— Не цепляйся к словам. Я хочу, чтобы ты взбодрился и выбрался из мрака. И знай: я не могу подставлять свою жопу, защищая твою.

— Спасибо, Джо.

— Надеюсь, ты в курсе, у Джины рак груди. Меня заебали больничные счета.

— Я в курсе…

Мэнни протянул Джо бутылку.

— Глотни водки.

— Спасибо…

Джо отхлебнул.

— Слушай, Мэнни, ну, а как ты вчера метнул кости?

— Ты не поверишь, я срубил полторы косых.

— Здорово! Только знаешь, Мэнни…

— Да?

— Придержи их у себя в кармане.

Джо встал и направился к двери.

— Эх-ма, думал, ногу подвернул, а оказалось — обе переломал, да еще ключицу в придачу, — проворчал Джо.

— Как насчет малоберцовой кости?

— Можно, до кучи.

Мэнни остался один на один со своим отражением в зеркале и сосредоточился на пинте водки. Со сцены доносился мужской голос, распевавший сопливо-сентиментальную любовную балладу. Вот таким пидорам никогда не отказывают, думал Мэнни. Бабам нравится их блеянье, мужики их терпят, потому что считают себя лучше. Этого певца Мэнни знал. Выкидыш из колледжа Пасадены с бакенбардами до самых мудей. Этот пидор потреблял ванильный эль и развлекался на игорных автоматах вместе со своими бабушками. Шику в нем было не больше, чем в кошачьей жопе.