Маргарита Шелехова - Последнее лето в национальном парке

Не успела я снять джинсы, как из-за поворота дороги донесся радостный визг, и появился бородатый композитор Сидоров, обремененный своими и чужими детьми. Сидоровтак любил детей, что, спустя года три, открыл со своим приятелем Колокольчиковым детский музыкальный театр, и они завоевали, впоследствии, на этом деле какую-то премию типа «Золотая пасочка». Сейчас же он нес полоскать постиранное им самим постельное белье, а была ли у него супруга — мне так и не удалось понять. Не исключено, что дети просто отпочковывались от Сидорова, и при этом его не убывало. Все вновь прибывшие мгновенно разделись догола, и Сидоров зашвырнул простыню в воду.

Процесс полоскания простыней был на Кавене весьма увлекательным занятием, так как можно было прыгать с мостков на распластанные по поверхности полотнища. Вот тут меня и постигла беда! Собака Джесси обожала прыгать в воду парой, а я частенько ее обманывала, только имитируя прыжок. При этом Джесси не удерживалась и сваливалась в воду в полном одиночестве, а потом выбиралась на берег с громким обиженным лаем, взмучивая ногами черный жирный ил.

Когда я прыгнула на сидоровскую простыню, Джесси тут же сиганула вслед. Простыня не дала уйти мне под воду достаточно быстро, и собака, почуяв неладное, стала загребать когтями по моей спине. Результат оказался весьма плачевным. По общему мнению, композиция из простыни, женщины и собаки, замоченная в черной воде с кровью выглядела нестандартно, но лично я предпочла бы оказаться в толпе зрителей. Убитая непонятным, собака поползла на берег, я же поднялась на мостки и сказала: «Ну, вы, ребята, даете!» (эта фраза в чуть измененном варианте впоследствии стала ключевой в «Особенностях национальной охоты»).

Самым расторопным оказался Красавец — именно он успел подать мне руку, осмотреть спину и предложить воспользоваться его автомобильной аптечкой. Мы отошли к машине, где он быстро смазал царапины йодом и какой-то мазью.

— Что это за мазь? — спросила я в силу природной недоверчивости.

— Это вытяжка из свиного глаза, мне подарили мои коллеги из Института Гамалея, они сами ее составляют, и раны рубцуются в момент.

— Значит, я в руках профессионального лекаря?

— Безусловно. Полагаю, минут через десять раны подсохнут. Я могу подвезти вас к дому, мне все равно пора уезжать.

— Ну, как там, очень страшная картина? — спросила я, поблагодарив за помощь.

— Не очень, до свадьбы заживет.

— Значит, через неделю!

— Вас можно поздравить? — спросил он, помолчав.

— Нет, свадьба у хозяйского сына, но я приглашена.

— Значит, вы дачница?

— Да, уже пять лет. А вы, какими судьбами в Пакавене?

Оказалось, он приехал отдохнуть сюда по рекомендации своей знакомой, и первые часы оставили самые благоприятные впечатления о здешних краях. В благодарность за помощь я рассказала о кабаньей опасности и обрисовала вкратце местные достопримечательности.

— Так вы едете со мной?

— Пожалуй, я воспользуюсь вашей любезностью еще раз.

По неровной лесной дороге он вел машину очень медленно, а я сидела боком, не прикасаясь к спинке сиденья, и разглядывала своего спутника, чувствуя, как майка потихоньку прилипает к ранам. Машина вырулила на шоссе и через пять минут достигла Верхней Пакавене.

— Где же ваш дом?

— Вот этот, с резными конскими головами на крыше. Но, если можно, остановитесь немного подальше, у сосен.

— Сколько вам лет, Марина Николаевна? — спросил он внезапно, взглянув на дом.

— Двадцать семь, — ответила я с металлической ноткой в голосе, — но я знаю, что выгляжу студенткой старших курсов, если вы об этом.

— Всего доброго, — произнес любезный доктор, — обращайтесь ко мне при необходимости, я поселился не так уж далеко.

— Не укладывается он пока в предполагаемый типаж, слишком уж сдержан и деловит, — подумала я, еще раз утонув на прощание в его голубых глазах.

Зализывание ран — дело интимное, и я вернулась домой кружным путем, не попадаясь тетке на глаза, чтобы уберечь стариков от излишних отрицательных эмоций. Андрей Константинович, а именно так звали Красавца, поехал в райцентр за мелкими покупками. Через час появилась Баронесса с сообщением, что к Вельме в гости приезжали сыновья — председатель колхоза Вальдас и прокурор Титас. Братья любили обговаривать свои дела в мамашиной баньке с кружечками пива в руках, и Барон всегда присутствовал на этих переговорах в качестве члена-корреспондента, после чего отбывал в поместье председателя на всю ночь для завершения культурной программы.

Обычно после таких поездок Барон с утра был вялым и прибегал просить пятнадцать капель (почему именно пятнадцать — сказать сложно), что соответствовало примерно двум двойным. Баронессу подмывало совершить в знак протеста какую-нибудь акцию, и мы, надев темные очки, шляпки и приличные платьица, посетили для начала местный бар, где выпили по чашечке двойного кофе с пресноватыми крекерами.

Сочетание природной дикости и цивилизации в Пакавене было немыслимым, и даже местные крестьяне, приодевшись по праздникам, выглядели законченными буржуями, чего не увидишь в русской деревне.

За соседним столиком сидели две девицы в темных очках и одинаковых желтых мужских галстуках на голых шеях, потягивая через соломинки свои коктейли с уму непостижимой важностью. Старшая девица, с нахлобученной на лоб синей шляпой, звалась Татьяной, а ее малолетняя подруга в ретро-платочке и глазами в стиле «вамп» откликалась в Пакавене на имя Суслик. Они, как и мы, раздумывали, чем же расцветить в ближайшее время свое недолгое существование на этой земле…

Вернувшись домой, я отправилась к тетке и, войдя в комнату, увидела там давешнего знакомца, беседующего с Виктором Васильевичем.

— Познакомься, Марина, — сказала тетка, — это Андрей Константинович, он последнее время лечит Виктора, я тебе рассказывала. Андрей Константинович прибыл недавно, пока ты была в лесу, и сразу же поехал купаться на Кавену.

И ведь действительно, она не раз рассказывала мне, что года три назад случайно встретила своего сокурсника по химфаку, у которого племянник оказался доктором наук, заведующим какой-то странной медицинской лабораторией. Они возобновили знакомство, племянник по дядиной просьбе начал лечить Виктора какими-то новыми иностранными препаратами, и состояние дядьки существенно улучшилось, хотя наблюдать со стороны, как он принимает по три чайных блюдца таблеток в день, было невыносимо. Судя по рассказам тетки, я представляла себе это медицинское светило несколько иначе.

— Марина Николаевна, этнограф, — представилась я заново светским голосом, — и где же Наталья Николаевна вас поселила?

— В этом же доме, на втором этаже, — ответствовал гость, и глаза его засмеялись. Я моментально сообразила, что единственная пустая комната из четырех возможных в мансарде отделяется от моей угловой кладовкой, где зимой хранились наши с теткой дачные вещи. Да, дела…