Игорь Рыжов - Питерский битник

А к утру пропеллер сам собой втянулся в спину.

Ответ на эту загадку мучает меня до сих пор.

Чудны дела алкоголиков, Прости Господи!

А я уже отбоялся! Но пить её почти бросил: когда троичный нерв воспаляется — могу, как прежде, литр убрать, в качестве анестезии, и ни в одном глазу не будет.

Алжирское вино — 1.

А какую алжирскую бодягу в коробках раз на Стремена завезли! Цена — как у трёх кефиров, литраж — 0.7, цвет — застарелой трофической язвы!

По причине дешевизны, Сайг, Эльф, Огрызок и рок–клуб пили её трое суток не просыхая, полностью истребив её запасы ещё в трёх сообщающихся магазинах: на Рубике, Колоколах и Пяти Углах.

Весь цимес заключался в том, что при проблёве и попадании на что–нибудь в окресте, она напрочь не меняла цвет, а напротив, окрашивала в свой, включая съеденные накануне продукты, невзирая на их исконную фактуру: всё становилось мрачно–однообразно фиолетовым.

Как–то Лёшка Охтинский, убравшись этой амброзией до готовности предстать перед Апостолом Петром, добрался–таки до Мити Люлина, жившего в ту пору ещё на Софье Перовской (интересно, они с Б. Г вообще осознавали, на ком они проживали?), с целью на постой.

В ночи, ощутив непреодолимое желание поделиться со всеми бродившим, и неприкаянным содержимым организма, понимая, что до дабла он всё это не донесёт, Лёшка рванул по линии наименьшего сопротивления — то есть блеванул в окно со второго этажа, задев при этом подоконник.

С утра он всё это вытер, извинился и растворился в прямоугольных лабиринтах Невского.

…Рассказ Мити Люлина (хозяина квартиры):

— Рыжов, спутя два месяца после Лёшкиного пришествия пятно на подоконнике появилось снова! Там же, на том же месте и в прежних очертаниях!

Я его ацетоном — а оно меня на хуй посылает! Затёр каким–то суперрастворителем, кто–то из художников подогнал, вроде исчезло, теперь со страхом дни отсчитываю!

Какой там Оскар Уайльд с его «Кентервильским привидением»! Пятно вылезло обратно через пару песяцев в той же позе и того же колорита.

Митя перепробовал всю известную и неизвестную ему химию, но спустя какое–то время оно упрямо пёрло наружу.

Оставалось только призадуматься о шаманах из Зауралья, из батареи под подоконником стало тихонько доноситься горловое пение.

Митя пустился на радикальные меры: содрал старую краску и выкрасил подоконник заново, облегчённо вздохнув на полгода.

К весне оно вылезло обратно.

Подоконник после красился ещё раза два, но с тем же результатом: ему здесь явно нравилось и оно требовало прописку! Дух Лёши Охтинского неистребим!

Митя давно переехал оттуда, а меня до сих пор, порой, мучает вопрос: как там нынешние поселенцы, в чёрную магию не уверовали?

Алжирское вино — 2.

Ага, мы им, помнится, доглинтились до моей первой «белочки»: народ в комнату заходит, а я там сухой камышиной стадо ма–а–аленьких коровок пасу, чтоб не слишком разбегались, на ковре сидючи!

Потом всех уверял, что они от сушняка хорошо помогают: за хребтину взял (только с рогами осторожнее, бодаются, могут сухожилие поранить!), к верху копытами перевернул (с глазами осторожней!), ко рту поднёс, да всё вымя высосал!

Помню, ещё у всех просил, чтобы им травки принесли, а то они весь ковёр объедят…

«Шартрез».

Из зелёноцветного, действительно, только «Шартрез» припоминаю!

Ей — Богу, концентрации был такой, что, помнится, с Бобковым и Колькой Аргентиной его из бутылки чуть ли не пальцем выковыривали!

«Ежевичный ликёр»

Ежевичный ликёр — это вещь! Да чистой водочкой разбавленный, да на верхней полке холодильника отстоявшийся, над тарелочкой с нарезкой сыра, чуть слезу пустившего!…

Вино полусладкое «Изабелла»

Еще были «фугасы» с потрясной розовой гадостью: «Изабелла»!

Слог «Б–Э–Э-Э!!!!» в данном и точном названии весьма длителен, протяжен и обилен!

Помнится в детстве, когда одно время проживал рядом со стадионом им. С. М. Кирова (для непитерских — там ЦПКиО через канал), прогуливая школу и разжившись сей амброзией, откушавших уже по батлу, пригласили нас зазывалы опробовать на себе, аки кроликах, новый аттракцион: колесо «Сюрприз», бесплатно, разумеется.

Кто подзабыл — это такая байда, которая начинает раскручиваться горизонтально и, набрав скорость, постепенно переходит в вертикальное положение.

Дабы народ центробежную силу на себе ощутил, бля! Физики недоделанные!

На халяву, и жопа — Клаудиа Шиффер, причём пообещали крутить не полторы минуты, а, сколько захотим.

Таблетки от жадности, недавно принятые, хором завопили нашими, тогда ещё не сорванными глотками: «До упора!!!»

Идиоты не учли только одного — детишки были в дымину пьяные!

Упор подкрался незаметно, когда колесо уже было под прямым углом и нами стали овладевать законы антигравитации.

Блевать первым начал Пашка, причём, начав процесс в верхней точке, он, совершив пол оборота, плюс поправка на движение, скорость и ветер, встретился с собственной же струёй, и, уклонившись от неё, добавил новую партию.

Я, вероятно из зависти, от всего сердца присоединился, и выразил всё, что накопилось.

Это был полёт двух душ наружу!

Мы расстались с выпитым, завтраком, вчерашним ужином, и, кажется обедом — какой там, на хер, вытрезвитель!

…Через 10‑ть минут, нас, с лицами оттенка морской волны на Кара — Даге, кое–как оттуда сняли…

Облёвано было просто всё в округе: от самого колеса, до будки для будущей продажи билетов. Кроме нас. Ни единого пятнышка!

Ни хрена нам не сказали в упрёк, только вслед посмотрели со значением…

Мораль: ибо не фиг из пьяных детей подопытных кроликов делать!

…В глазах песок. Время отправилось погулять, неопределимо ни визуально, ни на ощупь — часов не видно, те, кто рядом — не скажут ни за когда–нибудь.