Франтишек Кубка - Избранное

— Маменька, разве вы не узнаете мой голос?

— Я тоже хочу умереть, — вскрикнула старуха, закрыла свои невидящие глаза и глубоко вздохнула.

— Я останусь с вами, маменька! — сказала Яна.

— Зачем вы меня искушаете? Рези, выведите искусительницу!

Теперь уже плакали все. Только пани Катержина поднялась, высокая и костлявая, и погрозила пальцем:

— Ты пришла, женщина, словно совесть? Нет у меня совести. Я слепая. Я нищая. Подайте мне монетку. Курфюрст жадный… Он обобрал кунсткамеру в пражском Граде и все себе присвоил. Ничего нам из этого не отдал… Подайте мне монетку, пани, и не говорите, что вы Яна!

Дочь снова усадила мать в кресло, целовала ее и плакала.

— Я привел к вам дочку, маменька, — заговорил наконец Иржи.

— И мужчина здесь? Я не желаю, чтоб сюда заходили мужчины, Рези. Они все у нас отберут и утащат с собой!

Иржи втиснул старухе деньги в руку. Она зажала монетку в кулаке и засмеялась:

— Не воображайте, что я верну вам деньги! Пану бургграфу тоже ничего не вернули. Ни в Праге, ни в Белой, ни в Лоуковце. Он удирал от Валленштейна. Я знаю все, не так уж я глупа. Валленштейн грабитель и поганый пес. Хуже пса! Пес не боится петушиного крика, Валленштейн боится. И пан из Роупова грабитель и поганый пес. Все грабители и псы. Господи, прости меня грешную.

Из слепых глаз старухи текли слезы. Лужичанка прошептала Яне на ухо:

— Она вспомнит вас. А пока уходите, придите позже.

— Я помогу вам ходить за матерью. Я буду тут жить с вами!

— На это надо разрешение господина советника Корнгубера.

— Я попрошу его… Или возьму мать к себе, куда-нибудь в другое место.

— Никуда вы меня не возьмете! — закричала старуха, — Я останусь здесь, здесь и умру!

Господин юстиции советник позволил Яне с Иржи поселиться в доме на виноградниках у слепой матери.

— Как я тебе благодарна, что ты взял меня с собой из Гааги. Я не смела тебе сказать, до чего мне было тоскливо без матери, — сказала Яна Иржи.

Лишь через несколько недель слепая пани Катержина поверила, что приехавшая женщина — ее дочь. Как великую тайну открыла она ей, что пан бургграф собирался просить прощения у императора.

— Ведь я — Славатова по рождению. Он писал Славате {204} 204 Славата из Хлума и Кошумберка Вилем (1572—1652) — чешский феодал-католик, императорский наместник в Праге; во время так называемой дефенестрации (см. примеч. 51) был выброшен из окна канцелярии в Граде, но остался жив, после подавления восстания осыпан милостями, разработал план восстановления императорской власти в Чехии, наказания восставших, конфискации их имущества; автор мемуаров и исторических сочинений. , но ответа не получил. Твой отец, доченька, был добрый христианин и императора ненавидел. Но он страшился бедности. Если б ему вернули Лоуковец и Белую, он бы снова стал богатым. При саксонцах он ездил смотреть, как идут дела в Белой. Даже начал там хозяйничать. Но потом саксонцы снова увезли его с собой в Пирну, тогда, когда Арним бежал из Праги. Арним — грабитель и поганый пес. И курфюрст — тоже грабитель и поганый пес.

Она спросила у Яны, что поделывает та англичанка в Гааге, королева. Она не знала, что Фридрих умер.

— Выходит, нет у нас теперь короля, — вздохнула старуха. — И мы никогда не вернемся домой. Если бы я вернулась домой, я бы снова прозрела.

Грустные велись между ними разговоры. И все же Яна была счастлива и боялась одного… Разлуки с Иржи.

Нильс Карлсон твердил Иржи, что время еще есть.

— Дождетесь, дождетесь своего, не бойтесь. Еще навоюетесь так, что не рады будете… Господин Оксеншерна измыслил tres variationes [118] три варианта (лат.) . будущей войны. Или будет одно войско во главе со шведским командованием, или два войска — одно немецкое, протестантское, во главе с саксонским курфюрстом, а второе шведское. Третий план — шведы уйдут, а немецкие князья им за это заплатят чистым золотом. Но пока они не в состоянии этого сделать. Значит, увидим, когда мы снова отправимся в поход.

— А Чехия?

— Господин Оксеншерна, конечно же, думает и о Чехии. Если бы покойный король слушался его советов, Чехия давно снова была бы чешской. Пока этого нет. Но будет. Чешских директоров в Дрездене вы уже имеете, — усмехнулся Нильс Карлсон. — Вы уже говорили с ними?

— Нет… Я не такой важный господин.

— Наш король больше любил не очень важных господ. И господин Оксеншерна думает так же. И много простых людей присоединилось к нашим войскам. Их будет все больше. Они называют себя гуситским четвертым сословием {205} 205 Гуситское четвертое сословие — то есть городская беднота и крестьянство, не пользовавшиеся правами трех высших сословий (панского, рыцарского, бюргерского). . О вас я писал господину Турну, сообщил ему, что вы у нас, в Дрездене. Ведь вы знаете господина Турна?

— С давних пор. А где же господин Турн?

— Во Вроцлаве.

Господин Николаи, шведский легат при дворе курфюрста в Дрездене, говорил на изысканном французском языке. Он сидел за письменным столом и улыбался Иржику. Господин Николаи пригласил еще двух гостей. Полковника Нильса Карлсона и графа Вилема Кинского {206} 206 Вилем Кинский (Вхинский) — чешский феодал, главный королевский ловчий; с 1619 г. друг А. Валленштейна, в 1634 г. убит вместе с ним. . Иржи был знаком лишь с полковником Карлсоном. О пане Кинском, величественном и томном, Иржи знал только, что он был взят в плен Арнимом в Праге, отвезен в Дрезден и принят с распростертыми объятиями чешскими изгнанниками, хотя он и не участвовал в восстании 1618—1620 годов.

Речь шла о войне и мире, о господине Оксеншерне, который разъезжает по Германии и ведет переговоры с немецкими князьями, о верности Оксеншерны и о колебаниях Иоганна Георга, саксонского курфюрста. Он и не прочь повоевать, но все же охотнее помирился бы с императором, потому что боится валленштейновской армии.

Как только было произнесено имя Валленштейна, рассеянный граф словно пробудился. Его черные глаза заискрились.

— Валленштейн занял всю северную Чехию, — сказал он. — Он может напасть и на Верхний Пфальц и на Силезию, а оттуда послать свои войска в Саксонию и в Мейсен. Не очень-то приятно иметь Валленштейна врагом, но он опасен и как друг.

Господин Николаи ласково улыбнулся пану Кинскому.

— Вы говорили с Валленштейном? — спросил он.

Николаи хорошо знал, что граф Вилем был недавно с тайным визитом в Чехии.

— Разумеется, — ответил Кинский. — До меня с ним говорили пан Ян из Бубна и полковник Рашин. Все это происходило с ведома графа Турна. А что известно Турну, знает и Оксеншерна.

Почему пан Вилем выражался так витиевато?

— Валленштейн снова генералиссимус императора, — заметил Иржи.