Франтишек Кубка - Избранное

— А как аптека при ратуше? — спросил пан король очевидцев.

— Сгорела вместе со всеми своими мазями и травами, — рассказывали те.

— И русалка над прилавком?

— Конечно, — ответила тетка, которая пробралась в сгоревшую аптеку за ромашкой от боли в животе.

— Где Торстенсон? — спросил пан король, — Что о нем говорят?

— Он двинулся вместе со всей армией к Товачову. Пленных потащили за собой.

— А Галлас?

— Вроде бы отступил к Вышкову. Но перед этим его рейтары ворвались в город и похватали, что там еще оставалось. Не больно много им и досталось… И в сгоревшие дома они заходили, разгребали пепел, искали горшки с деньгами.

— Разбойник одесную, разбойник ошуюю Спасителя, — пробормотал пан король, глядя в окно на седой холм Гостына с белой часовней на вершине.

Хлеба желтели. Не было ни грозы, ни града. Наливались ранние сливы. Черешни созрели и, должно быть, стали слаще конфет.

— Урожай обещает быть хорошим, — говорил пан король.

— Лучший за все годы на нашей памяти, — отвечали ему.

— Это потому, что к нам пришел ты, обещанный нам богом Иаков!

— Не богохульствуйте, тетушка, — усмехнулся пан король.

— Пана короля очень огорчил Кромержиж, — рассказывал жене в постели староста Паздера.

Старостиха только заохала:

— Кромержиж за три дня не построишь, но пану королю нельзя без женщины.

— Мы, ганаки, не больно-то охочи до баб. Мы лучше поспим, — пробурчал Паздера.

— Я точно говорю, жену ему надо, — повторила старостиха.

— Все вы бабы сводницы! — пробурчал Паздера.

Паздерка засмеялась, но в подушку, чтобы муж не услышал.

Торстенсон со своей армией стоял укрепленным лагерем близ Товачова между Моравой и прудами. Галлас разбил лагерь у Попувек между Моравой и Ганой. Он упирался в Коетин. У Галласа сила была больше, но он боялся Торстенсона. Бесславному генералу страшно скрестить оружие со славным! Это стало ясно еще под Лейпцигом, где императорскими войсками командовал эрцгерцог Леопольд Вильгельм.

Галласа спрашивали, почему он не нападет на шведов, ведь они слабее по численности.

— У них артиллерия, — отвечал Галлас, — какой у нас никогда не будет. А кроме того, мне из Вены запретили вступать в бой. Надо беречь солдат.

Пока Галлас берег солдат, Торстенсон занимал города один за другим. Его кавалерийские части свободно прошли почти весь край — Пршеров, Липник, Новый Ичин, Фульнек, ворвались и в Остраву. Всюду они грабили и поджигали, но нигде не задерживались надолго. Разве что в Фульнеке. Оттуда отвозили провиант в Оломоуц. Торстенсон пришел в Моравию, чтобы помочь Пайкулю удерживать Оломоуц.

Оломоуц удержали, и он превратился в сильную крепость. Пайкуль прибыл с двумя ротами финских рейтар для рапорта в Товачов. Его адъютантом был господин фон дер Фогелау.

Торстенсон лежал на боку и проклинал свою подагру. Пайкулю он не предложил сесть. Они поговорили об укреплениях Оломоуца, о контрибуциях, о ненасытности и пьянстве офицеров. Торстенсон наставлял Пайкуля:

— Заботьтесь, чтобы в храмах проповедовали по лютеранскому обряду, а вот офицеры ваши скоро совершенно оскотинятся. Дезертируют, валяются в постелях оломоуцких шлюх, и город становится борделем. Не будь Галлас ослом, он давно бы отобрал у вас вашу крепость… Лошадей и то прокормить не можете. Мне пришлось обчистить Могельнице, чтобы послать вам фураж. Не полагайтесь только на валахов. Стыдно! Что вы докладывали мне о полковнике Герштенкорне? Убежал к валахам или куда там? Полковник со звездой, которой его наградил Густав Адольф, убегает от вас! Как не бежать из такого грязного хлева!

Полковник Юрг Пайкуль пытался держаться независимо, но тут покраснел, словно жареный поросенок:

— Полковник Герштенкорн был убит при попытке к бегству…

— Так всегда говорят. Не был он убит! Вы солгали, господин полковник!

— Я послал ему вдогонку господина фон дер Фогелау. Фогелау доложил мне о его смерти!

— Врет он все. Немчура проклятый!

— Он преследовал Герштенкорна.

— Все вы врете. Я-то знаю, где он! Мне открыл это лютеранский священник Симиус. Ваш священник, Пайкуль, это вы ему дали пребенду в Оломоуце! Герштенкорн где-то в здешних краях изображает из себя мужицкого короля! А я нигде никаких мужицких королей не потерплю! Что вам известно о нем?

— Симиус ничего мне не докладывал, — сокрушенно пробормотал Пайкуль.

— Я велю этого самого Фогелау повесить за вранье.

— Но ведь Герштенкорн мертв, это яснее ясного, — твердил Пайкуль.

— Увидим! Шагом марш! — скомандовал Торстенсон, и полковник Пайкуль в расстройстве ретировался.

Господин фон дер Фогелау клялся полковнику Пайкулю снова и снова, что полковник Герштенкорн был при погоне убит. Кто-то украл его труп, раздел, унес и закопал. Нет на свете полковника Герштенкорна, отличившегося под Виттштоком.

— И под Лютценом, и у Свиднице, еще когда командовал Банер, и вообще всюду! — кричал Пайкуль. — Если он жив, вам надо его прикончить, иначе Торстенсон велит вас повесить, и меня, старого Пайкуля, заодно! Герштенкорна нет среди живых, понятно вам?

Фон дер Фогелау не вернулся с полковником Пайкулем в Оломоуц. Он остался в товачовском лагере.

Товачов неподалеку от Коетина, а от Коетина рукой подать до Хропыни, — не успеешь трубку выкурить по дороге.

Господин фон дер Фогелау зашел в палатку, где содержали пленного регента Берга, в тоске дожидавшегося, пока его отправят в Померанию.

— Вы были регентом всех епископских владений в здешних местах? Не слышали вы о некоем мужицком короле Ячменьке?

Господин фон Берг так и взвился:

— Король Ячменек? Ну конечно! Он причинял мне много беспокойства в Хропыни. Отменил барщину, обнес свои владения укреплениями, обстрелял моих драгунов, выгнал управляющего Ганнеса.

— Кто же этот Герштенкорн?

— Он однажды пришел и там остался…

— Откуда пришел?

— Не знаю!

— Когда же он пришел?

— Прошлой весной. Крестьяне давно дожидались его. Это ихний святой. Со звездой.

— Со звездой, говорите?

— С золотой звездой.

— А почему вы его не повесили?

— Крестьяне его охраняют и сторожат. Он у них командир. У него и войско есть.

— Гм, вы хотели бы освободиться из плена, господин регент?

— Ваш фельдмаршал потребовал за меня двадцать тысяч талеров. Но у нашего господина епископа лишних денег нет. Теперь уже господин фельдмаршал согласен получить всего пять тысяч, но это все равно много. Епископ далеко, в Пассау. Пока от него придет письмо, меня уже увезут. А я больной человек. Иезуитов я и сам никогда не жаловал, у меня жена и дети…

— Я замолвлю словечко за вас перед фельдмаршалом. Не надо меня обнимать! Мне от вас нужно другое. Кто сейчас занимает ваше место в Кромержиже?