Франтишек Кубка - Избранное

Насколько те лучше иметь собственного короля, чем жить под властью кромержижского епископа! Король может сделать старосту и священником!

Бржестский попик послал в Кромержиж Антона, церковного сторожа, с посланием, написанным по-латыни. Сторож должен был разыскать каноника Меркуриана, епископского администратора. Попик писал, что в Хропыни происходят невероятные вещи и что этот самый Ячменек, глава бунтарей, ко всему еще собирается осквернить таинство брака:

«Староста Паздера, ingratissimus hominum, — неблагодарнейший из людей, которого, точно змия, пригрел на своей груди еще господин кардинал Дитрихштейн, блаженной памяти, сделав его потомственным старостой в Хропыни, хотя он и принадлежал к еретическому отродью и только в двадцать восьмом году снова пошел к исповеди, — этот самый Паздера готов оказать самозваному королю Ячменьку, неведомо откуда появившемуся, гнуснейшие услуги и в самое ближайшее время собирается вместо настоящего священника языческим, или, что еще хуже, еретическим способом обвенчать самозванца с дочерью рыбака Даниэля, беднейшего в городке, о чем свидетельствует его прозвище «Pauper», или по-здешнему «Худы». Nihil peius odi, quam animi ingrati vitium [167] Ничего нет хуже неблагодарных душ (лат.) . , поэтому я прошу вашу милость воспрепятствовать еретической свадьбе, на что я сам не имею достаточных сил, а скаштицкие подданные чем дальше, тем более откровенно выступают противниками святой церкви, каковыми они были и ранее. Конечно, и господина гофрихтера не могут порадовать факты явного бунта и он найдет способ искоренить поганое древо непослушания, которое растет и крепнет и протягивает свои корни из Хропыни по всей святой епископской епархии. Несомненно, швед в этой земле менее опасен, чем мужицкая сволочь, избегающая барщины. Сердце наше сжимается от боли потому, что из наших рук выскользнул не только хропыньский приход, где уже целых двенадцать месяцев часовня святого Ильи заперта на ключ, но и подведомственные нам приходы жалковский, влкошский, Бохорж и Киселовице, где яд еретичества и непослушания отравляет души подданных, которые похваляются тем, что к ним якобы вернулся их король, что у них оружие и телеги, как у Яна Жижки двести лет тому назад, и что они выгонят со святой Ганы всех епископов, эрцгерцогов и самого императора, спаси нас боже от такой напасти!»

Каноник Меркуриан посовещался с паном Таронлогом. Пан Таронлог поговорил с полковником, командиром нового императорского гарнизона, испанцем Монкадосом. Он спросил полковника, сможет ли тот в случае надобности прислать против хропыньских бунтовщиков эскадрон рейтар, чтобы сохранить там урожай для епископских житниц, из которых снабжается и военный гарнизон.

— Все отобрать! — лениво распорядился испанец и больше об этом деле даже не вспоминал.

Но господин Таронлог вспомнил и передал в лагерь под Товачовом: самое время совместно искоренить бунт в Хропыни и разделить собранный урожай, сено и солому, масло и сало, коней и скот, что имеется в хропыньской округе в изобилии, взывающем к небесам о возмездии.

Трубач отправился из Кромержижа в Товачов, затем из Товачова в Кромержиж и еще раз туда и обратно.

Попик в Бржесте узнал тем временем от господина гофрихтера, что его настойчивые просьбы господин администратор Меркуриан не пропустил мимо ушей и препоручил наказание сельских бунтарей светской власти, id est [168] то есть (лат.) . господину гофрихтеру и высокородному полковнику Монкадосу, большому почитателю святого Якуба, на починку костела которого в Бржесте, поврежденного еретиками-валахами, он посылает пять талеров.

Пока суд да дело, в хропыньской округе собирали такой богатый урожай, какого и самые старые люди не помнили, а в Жалковицах жила бабка, которой стукнуло ни много ни мало — сто десять лет. Она родилась при Фердинанде I и много чего на своем веку повидала, больше лихого. Но сейчас она благодарила господа за то, что дал он ей дожить до возвращения короля Ячменька, который выполнит то, что предсказано в восьми заповедях блаженства.

Пан король торопился с жатвой. Многие думали, что он просто ждет не дождется свадьбы. Но дядюшка Фолтын знал, что у пана короля повсюду имеются свои люди среди валахов и ганаков и те ему доносят: в лагере Торстенсона близ Товачова, в сыром месте между рекой и прудами, много солдат умирает от лихорадки, при которой гниют легкие. Поэтому фельдмаршал собирается перенести свой лагерь в более сухое место. Но ведь существует и Галлас у Коетина. А что, если он захочет неожиданно напасть на фельдмаршала? Если бои разыграются и в хропыньской округе?

Потом донесли, что Торстенсона под Товачовом уже нет. Однажды ночью, после дождя, когда от прудов и реки потянулся туман, темной вуалью накрыв весь край, Торстенсон поднял свой лагерь и двинул войска через Бохорж к Моштеницам, обойдя хропыньскую округу. Он разместил на холме у Моштениц свои пятнадцать полков и артиллерию, оставив тридцать восемь полков кавалерии на лугах, у подножия холма. Жителей Моштениц и Бохоржа согнали строить для шведов укрепления.

Матес фон Галлас остался под Коетином, но вел себя тихо, как мышка. Он боялся Торстенсона, хотя тот уже больше не мозолил ему глаза.

Пан король приказал:

— Собирайте пшеницу, рожь и ячмень. Только поле на Маркрабинах не трогайте.

— И там все созрело, пан король!

— Не хочу, чтобы там жали. Еще есть время!

Пан король никому не объяснил, что он задумал делать с этим ячменем. Да ведь это же его поле! Он там родился!

А Кристине была в эти дни с паном королем прямо мука мученская. Он не ел, не пил и не спал. Все ходил из большой залы в малую, смотрел из окон на пруд и туда, где горизонт частенько алел от зарева пожаров, устроенных шведами.

Бабка Кристина убеждала пана короля положиться на господа бога и верить, что в Хропынь никакие солдаты не придут. Но пан король вел себя все чуднее.

Жатва подходила к концу, и точно крепости, куда ни глянь, возвышались огромные скирды. Житницы замка были переполнены. Полны были амбары и закрома за избами.

На послезавтра члены управы назначили свадьбу, и во всех избах варили и пекли. Хропынь готовила пиршество в честь пана короля и его невесты.

— Пан король, не радует тебя твоя свадьба? — спросила бабка Кристина.

Он не ответил и в свою очередь спросил:

— Тетушка Кристина, вы не помните, был в здешнем замке пан Вилим Пражма из Билкова?

— Как не помнить! Пану Вилиму принадлежали здешние владения при полоумном императоре Рудольфе. Пан Вилим тоже был малость тронутый.

— А были у пана Вилима дети?

— Был у него сынок, да приблудный, пан король. От служанки Маржи, так ее звали. Она родила ребенка в ячмене на Маркрабинах, на том поле, где и вы родились, как мы знаем. Она умерла родами.