Франтишек Кубка - Избранное

Ох, до чего же развеселились и раскричались мужики и парни! Как краснели девчата и багровели бабы! Всюду мелькали головные платки, белые, шафрановые и подкрашенные ромашкой, не топорщились уже кружевные воротники, смялись отглаженные рукавчики! За душистыми кустами бузины целовались молодые парочки, и деды подзадоривали пана короля, чтобы он покрепче прижимал к себе свою красавицу жену:

— Ты думаешь, пан король, ты ее выбрал сам? Нет, это мы все ее выбрали!

Все хохотали и понемножку распускали свои пояса.

Потом засвистели дудки и загремел барабан.

Мать пресвятая, это был танец! Сначала выступили соло пан король с новоиспеченной пани королевой, теплой, словно пирожок из печи, как маргаритка прекрасной и веселой — ну просто картинка!

Пан король танцевал как испанец. Видно было, что он походил по белу свету, пожил среди воспитанных людей. Шпоры у него позвякивали, а золотая звезда ярко светилась на синем камзоле. И камзол этот был здешний, хропыньский, хотя сукно и подкладку привезли валахи. Ведь мы сшили этот камзол пану королю.

Наевшись, напившись и натанцевавшись, хропыньцы раздулись от гордости и стали спорить, что древнее — Хропынь или Кромержиж.

— Хропынь древнее, но прекраснее всех городов на свете — Кромержиж!

— Был прекраснее, его уж нет! А Хропынь будет стоять вечно!

— Всюду беда. А в Хропыни вон какая еда! — начали гости говорить в лад.

Пили за здоровье пана короля и его молодой жены.

— Галушками да пряниками надо тебе мужа кормить, Марта, чтобы пан король поправился!

Бабка Кристина обиделась:

— А я, что ли, плохо кормила его?

— Может, пан король плохо спал. Теперь все будет иначе! С молодой женой спится сладко!

Так они подтрунивали над паном королем и его молодой женой. Марта то и дело заливалась краской до самого воротника.

Потом гости принялись за рыбака Даниэля и его жену, расспрашивая, как они себя чувствуют в качестве королевских родственников.

— Уж столько сидели у воды, что поймали в зятья короля!

— Пан король, ты чего глядишь великомучеником? — крикнул кто-то из далекого угла.

Пан король рассмеялся.

— Погоди немножко, скоро мы тебя с молодой женой в постельку отправим.

И много велось таких и им подобных речей, а тем временем зашло солнце за Старый пруд и тень от замка легла на пирующих.

Все притихли. Жалко было, что кончился такой славный день.

Но музыканты снова заиграли. Визжали дудки, и грохотал барабан, лихой, валашский.

— Скоро в кустах светлячки начнут светить, — сказала Марта пану королю.

— Как твои глазки, — ответил пан король.

Вдруг в бржестском лесу раздался выстрел из мушкета. Все насторожились. Кто-то сказал весело:

— Бржестские стреляют белок.

— Нет. Это у нас, — воскликнул пан король и побледнел. — Привести Березку. Трубите тревогу!

Пока приводили Березку и трубили тревогу, пан король поцеловал свою молодую жену в губы и сказал:

— Прощай! Я знал, что так будет!

Рыбака Даниэля и его жену он попросил:

— Спрячьте ее, пока все не кончится.

Гости разбежались во все стороны, точно воробьи от выстрела. Они вскакивали в темноте на коней и спешили по улице к Заржичи. Пан король, перегнувшись с седла, что-то наказывал дядюшке Фолтыну, своему генералу. Потом отдал приказ старосте:

— Защищайте замок!

Пан король и другие всадники исчезли во тьме.

За гумнами они встретили дядюшку Бртю Яна. Он кричал и махал мушкетом:

— Пан король, пан король! Измена! Вы слышали мой выстрел? Слышали? От Бржеста прискакали кроваты, целый эскадрон, за ним другой — драгуны. Кроватов вел попик из Бржеста, тот самый, проклятый! Над головой он держал золотой крест и кричал: «Не стреляйте в меня, а то угодите в пекло!»

— Почему стрелял ты один? — воскликнул дядюшка Фолтын, генерал.

— Двое других на перекрестке были те, кого вы тогда велели выпороть. Ондра Билек и Ян Ржепу, которые под новый год, вместо того чтобы сторожить, ушли в костел в Бржест. Они подняли руки, бросили ружья и стали креститься.

Он не договорил. В ночной тишине раздался топот копыт.

— Вперед, на них, — мощным голосом вскричал пан король.

Дядюшка Фолтын гарцевал на гнедом возле него, мрачный и страшный.

И вдруг ночной сумрак окрасился багрянцем — это горел стог у Расины. Там послышались выстрелы и крики.

— Грянул бой, — прошептал пан король и пришпорил Березку.

В полночь, когда пан король и его всадники прогнали императорских драгун с жнивья по дороге к Заржичи, а со стороны Гетмана на них напали болотные дозоры и многих чужаков сбили с коней наземь, вдруг раздалась стрельба в стороне Плешовца. Это были шведы, которые неслышно, по-кошачьи прокрались через лес Садки, подпалили смоляными факелами избы в Плешовце и стога на полях у леса Спаленого. А после этого построились и в боевом порядке, по всем правилам настоящей баталии двинулись вперед, выкрикивая проклятия и распевая песню, в которой поносили Тилли, давно мертвого: «Fleuch, Tilly, fleuch!» [169] Беги, Тилли, беги! (нем.)

У них были ленты шведских цветов через плечо, шведское оружие в руках, но то были ландскнехты из Гессена, Силезии и Померании, а командовал ими господин фон дер Фогелау, который пришел убить полковника Герштенкорна, чтобы тот исчез с лица земли и никогда больше не появлялся. А на вопрос Торстенсона, куда девался Георг фон Герштенкорн, полковник, сражавшийся у Лютцена, Виттштока, Свидницы, Пайкуль, не покривив душой, сможет доложить: «Убит как дезертир». И ни один лютеранский пастор не принесет известия, что он правит как король где-то тут на Гане.

Не потребовались даже повозки, в них не успели запрячь лошадей и вывезти их, пан король победил императорских драгун и хорватов, которых привел через Бржест господин фон Таронлог. Теперь они грабили Заржичи и Плучиско и силой заставили крестьян разбирать стога и крестцы и грузить при свете горящих домов снопы на подводы.

Пан король прискакал в Заржичи и в Плучиско. Он гнал хорватов ударами шпаги, а жители Заржича и Плучиско стаскивали их с коней вилами. Дядюшка Фолтын выгонял драгун из Киселовиц и там на площади наткнулся на господина Таронлога, который сидел на иноходце и трясся от страха, что господин фон дер Фогелау не подоспеет, как они условились, и ночная прогулка превратится в жестокую битву.

Дядюшка Фолтын взревел:

— Где прячешь бржестского попишку? — а дядюшка Клабал, Микулаш, проткнул Таронлогу горло алебардой.

В Киселовицах на площади хропыньские нашли и Билека, предателя, и богомольца Ржепу и забили их цепами. Драгуны стали было отбиваться саблями и даже ранили Якуба Хватала и Павла Хованцу, но потом поскакали в Бржест вслед за попишкой, иезуитом, который удирал впереди всех с золотым крестом.