Франтишек Кубка - Избранное

Королева тихонько заплакала.

Пушки еще грохотали, но с восходом солнца и они затихли.

На ближней башне пробило девять.

В полусумраке комнаты, где у изголовья раненого провела ночь королева, появился лекарь. Он пришел со своим помощником сменить повязку. Разбудил Иржика. Королева молча поднялась. Лекарь осмотрел рану.

— Рана чистая, — сказал он. — Будет жить.

Он перевязал рану и вышел.

— Пить, — попросил Иржик.

Она подала ему воды.

— Благодарю, — сказал Иржик.

— Тебе больно? — спросила королева.

— Нет. — Просто ему хотелось спать.

Она взяла его горячую руку. Ей хотелось бы не выпускать ее, пока юноша не выздоровеет.

Комната наполнилась людьми, зазвучали голоса. Вошел бледный, невыспавшийся Фридрих, мрачный и всклокоченный Турн в своем поношенном плаще, пан Криштоф из Донина, сэр Гоптон.

— Что вам угодно? — холодно спросила королева.

— Мы уезжаем, — сказал Фридрих.

— Куда?

— Покидаем Прагу.

— Нужно ехать, — сказал Турн. — Карета готова. Вас зовет принц Рупрехт.

— А этот раненый? — Она показала на открывшего глаза Иржика.

— Некогда ухаживать за раненым. Вам надо бежать!

— Он дрался за меня и поедет со мной!

— Ни в коем случае, — возразил Турн. — Он отправится домой!

Она подошла к раненому. Поцеловала его в лоб и уста. Спросила по-французски:

— Мой друг, решайте сами. Желаете ли вы следовать за мной или хотите остаться дома.

— Вы уезжаете? — спросил он. — Зачем? Куда?

— В никуда. Мы убегаем. Ну так что, едешь со мной или остаешься дома, Иржик?

Тот молчал. Взгляд его выражал раздумье. Потом он прошептал по-чешски:

— Остаюсь дома!

Она подошла и растрепала ему волосы со словами:

— Отправляйся! И выздоравливай ради меня!

У дверей она пошатнулась. Сэр Гоптон подхватил ее под руку. Она ступала грузно, как ходят беременные.

Иржик закрыл глаза. Но он уже не спал, когда под окном раздался топот копыт.

Это впереди и позади кареты Зимней королевы выстраивались гвардейцы. Короля пришлось подсадить в седло. Турн-старший снял шляпу.

Прозвучали слова команды.

Было уже десять часов. Но куранты на Староместской площади {116} 116 …куранты на Староместской площади… — уникальные куранты с движущимися фигурами, созданные в 1490 г. магистром Карлова университета Ганушем; когда после его смерти они остановились из-за нарушения работы механизма, их длительное время никто не мог отремонтировать. , остановившиеся полвека назад, молчали. Не вышли апостолы. Не прозвонила смерть. Богач не замахал мошной и не завертел головой, отказываясь умирать. Не прокукарекал петух.

В толпе, глазевшей на отъезд короля, послышались женские всхлипы. Зубцы тынских башен пронзали туман.

В тот день солнце так и не выглянуло.

А после обеда выпал снег. Много снега.

Перевод Т. Чеботаревой.

Не попав домой, в Хропынь, Иржик оказался в Брашове, замке, надежно затерявшемся в лесах Трансильвании, и готовился ехать в Турцию. Там вместе с графом Генрихом Матесом Турном они явятся на поклон к самому султану послами от трансильванского князя, верного вассала Габора Бетлена, чтобы тайно просить подмоги для Фридриха, короля чешского, чей след затерялся на дорогах чужих далеких стран…

Но прежде о том, как паж Зимней королевы попал в Брашов.

Девятого ноября тысяча шестьсот двадцатого года, в то самое утро, когда Зимний король с королевой пустились в путь, а вернее сказать — в бегство, Генрих Матес Турн велел уложить раненого Иржика на сено в крытую повозку для провианта и, заявив, что пора домой, сел на коня. Лишь гнев да второй скакун — тот, что был под ним в белогорской битве, — вот и все, с чем двинулся Турн по кутногорскому тракту в направлении Иглавы и Брно.

У Польной их догнали заметно поредевшие венгерские отряды, с богатой добычей направлявшиеся от Праги и Черного Костельца на родину, за Малые Карпаты. Венгерский фельдшер разделял мнение пфальцского лекаря Румпфа, что Иржик скоро оправится, ибо рана, полученная в спину, чиста. Турн обрадовался, точно битву выиграл.

К началу декабря тысяча шестьсот двадцатого года по бездорожью заснеженной Высочины путники напрямик добрались до окрестностей Брно, в турновское имение Власатице. Перепуганная хозяйка Сусанна Элишка не знала, плакать ей или радоваться приезду супруга, не преминув, однако, справиться не только о его здоровье, но и о судьбе пана Бернарда, домой пока не вернувшегося. Других вопросов она не задавала, дабы лишний раз не тревожить собственную совесть. Не потому ль столь безропотно взяла она на себя заботы о раненом королевском паже, которого Турн называл Герштлем — Ячменьком, ганацким удальцом, моравским богатырем и доблестным протестантом?

И недели не погрелся Турн у родного очага — поспешил в Брно, объехав по пути поместья напуганных, носу не казавших из дому моравских панов, пытаясь нащупать в беседе с каждым хоть какую-то лазейку из тупика, в котором все они оказались после поражения на Белой горе. Попытки оказались тщетными. Зато он почувствовал на себе пристальные взгляды сотен глаз: всевидящее око венского антихриста зорко следило за моравскими землями.

Антихрист жаждал мести: за пыл Турна, когда выбрасывали из окон пражского Града королевских наместников, за его вторжение в императорские покои в Вене и неучтивое обращение с императором («Nandl, unterschreib!» [37] Давай подписывай, Нандл (Фердик)! (нем.) — прикрикнул он тогда на Фердинанда, как на жалкого слугу), за все те бунты, участием в которых с 1618 года провинился он перед его величеством.

После рождества Турн оказался уже за Вагом, на пути к Габору Бетлену. Промерзшими дорогами вез он с собой и бывшего королевского пажа — того самого молодого, все еще не пришедшего в себя моравского богатыря, преданного протестантской вере, что так пришелся ему по сердцу.

Яростную, разбойничью войну, развязанную Бетленом летом 1621 года (а что дала она, кроме гибели Бюкуа у Новых Замков!), Иржи переждал в Кошицах, в доме Имре Турзо на площади. Выздоровление шло гораздо медленнее, чем надеялся доктор Румпф и предсказывал встреченный по пути к Иглаве венгерский фельдшер.

До Кошиц, города шумного и кипучего, отовсюду было далеко, будто стоял он за семью горами. И хотя князь Бетлен разбил тут военный лагерь и держал пышный двор, известия из мира доходили сюда с опозданием на недели, если не месяцы.

От новостей этих больному легче не делалось. В буран прискакал к Турзо посыльный из Берлина с подробной депешей от канцлера Камерариуса, в которой живописались мытарства по горам Чехии и Силезии короля Фридриха и его беременной жены. Камерариус похвально отзывался о молодом англичанине, сэре Гоптоне, который в метель под Жацлержем доблестно извлек королеву из опрокинувшейся кареты и дальше вез ее на своем коне, усадив перед собою. Ходили слухи, будто по следу королевской свиты скачут польские казаки, а потому страх и ужас владели всеми. Одна лишь королева не боялась ничего. Обняв сэра Гоптона за шею, она объясняла ему, как поведет войну, вернувшись в Чехию, с которой она не прощается, а лишь на время расстается.