Борис Камов - Мальчишка-командир

Голиков поднялся со стула, прошелся вдоль комнаты. Она была маленькой — не разбежишься.

«Что же получается? — размышлял он. — Малограмотный Антонов, который не закончил даже уездного училища, Антонов, которого при нелепом его телосложении в детстве много дразнили и били, страдая комплексом неполноценности, мечтает хотя бы разок покрасоваться на Красной площади верхом на белом коне.

В это же время господа в сюртуках от лучших парижских портных, проев и прокутив увезенные из России фамильные бриллианты, мечтают получить обратно свои фабрики, имения и золотые прииски.

Но какое до всего этого дело тамбовскому мужику, одному из самых бедных в России? Что позволило эсерам-эмигрантам так точно спланировать поджоги и разбой тут, в губернии? Положим, эсеры были знакомы с бесславным до недавней поры «индивидуальным экспроприатором» Антоновым. Однако имелось, видимо, что-то еще, сообщенное разведкой, что позволило им так уверенно действовать.

Но что же?»

Голиков пролистал еще немало бумаг — сообщения с мест о начале волнений, акты о последствиях совершенных диверсий, сводки о принятых ответных мерах и потерях с обеих сторон, пока не увидел номер газеты «Тамбовский пахарь» от 27 февраля 1921 года со статьей «Что сказал тов. Ленин крестьянам Тамбовской губернии».

В Воронеже, на совещании в штабе Орловского округа, Александров рассказал об этой встрече. Владимир Ильич хотел уяснить для себя подлинные причины мятежа. Многочисленные донесения и рапорты ответа на главные вопросы не давали. Тогда Ленин сказал, что желает сам побеседовать с крестьянами Тамбовской губернии. Его спросили:

— Это должны быть крестьяне, пострадавшие от мятежа? Или, объективности ради, люди, которым мятеж личного ущерба не принес?

Ленин ответил, что хочет говорить с крестьянами, которые участвовали в мятеже. Ему нужно было услышать от них самих, что толкнуло мужиков к Антонову.

Указание было выполнено в точности. Под Кирсановым отряды Красной Армии нанесли Антонову серьезное поражение. Сотни мятежников попали в плен. Большинство из них после короткой проверки было отпущено домой. Но еще до того, как эта проверка была завершена, секретарь губкома Немцов отобрал из числа пленных несколько человек и поехал с ними в Москву.

Когда бывшие антоновцы прибыли в Москву, в Кремль, Владимир Ильич отложил все дела и предупредил, что беседовать с крестьянами будет один — без стенографистов и, естественно, без охраны. И пока за плотно закрытой дверью несколько часов шел разговор, в Кремле не на шутку поволновались. Говорят, что в кресле у кабинета не шелохнувшись сидел сам Феликс Эдмундович...

Это была удивительная по откровенности беседа. Вчерашние враги государства, находясь наедине с главой правительства, излагали ему свои обиды. Ленин терпеливо и жадно выслушивал горькую, но многое проясняющую правду, чтобы глубоко осмыслить ее и принять в короткий срок исторические для страны решения.

Со слов крестьян беседа была записана и опубликована в газете «Тамбовский пахарь» 27 февраля 1921 года. «Тов. Ленин принял нас в зале один, — говорилось в статье, — любезно поздоровался, пожал руки и пригласил сесть и сказал: «Крестьяне-тамбовцы, дорогие товарищи, объясните мне, какое у вас неудовольствие и что такое банда Антонова и что она делает».

Крестьянин Бочаров... объяснил: банда грабит советские хозяйства и потребиловки [8] Потребиловка — имеется в виду магазин потребительской кооперации. Такие магазины на селе осуществляли (и до сих пор осуществляют) закупку сельхозпродуктов и продажу городских товаров. и частных граждан, у крестьян отымает скот, лошадей, сбрую, фураж. А после приходят красные и тоже обижают крестьян.

Тов. Ленин записал это на бумаге и просил высказываться еще. Тов. Бочаров указал, что наложили непосильную продовольственную разверстку. Тов. Ленин спросил: «А в 1918 и 1919 годах вы без скандала выполнили разверстку?» Бочаров ответил: «Без скандала, только в этом году был сильный неурожай, и разверстку выполнить было невозможно».

Тов. Ленин дальше спросил: «А как относятся местные власти?»

Мы давали ему ответы, что агенты продорганов не считались ни с чем, требовали и брали, а власти не обращали внимания. И еще очень обидно, что, бывает, берут картошку. Мы ее свозим, где картошка гниет, и нас же опять заставляют очищать это место. Нам, крестьянам, очень жаль, что нашим трудом красноармеец и рабочий не пользуется.

Тов. Ленин сказал на это, что люди бывают не на своих местах. Причем просил нас выбирать в Советы самых лучших... и высказывать власти все нужды крестьянства. А если люди, избранные нами к власти, оказались негодными, то надо их смещать и заменять другими... а на после сказал: «Если теперь крестьяне будут обижены властью, сообщайте в губернию, а если губернская власть не примет во внимание, обращайтесь в Москву, в Кремль, ко мне. Можно письменно и лично».

Остальное Аркадий Петрович знал. По распоряжению Ленина здесь, на Тамбовщине, раньше, чем в других губерниях, продовольственная разверстка была заменена продовольственным налогом. Излишки крестьяне могли продавать на рынке. Знал Голиков и то, что на Тамбовщину прибывали один за другим составы с хлебом и картошкой — взамен того зерна, которое сжег и увез Антонов, и той картошки, которую сгноили горе-заготовители.

Известно было, что присланная Владимиром Ильичем комиссия ВЦИКа под председательством Антонова-Овсеенко разбирала все заявления и жалобы, которые поступали в ее адрес. И не было пощады тем, кто действительно оказался виновен в беззакониях и беспорядках. По примеру Ленина Антонов- Овсеенко сам беседовал с посетителями в огромной проходной комнате при открытых дверях. Попасть к нему на прием мог любой.

...Прочел Голиков и официальную справку о том, что задолго до начала мятежа сотни людей писали в Москву о безобразиях в губернии, но все письма, адресованные в столицу, перехватывались, а взамен направлялись вполне благополучные рапорты...

Тем временем из арсеналов и складов Тамбова исчезало оружие и боеприпасы. В губЧК проникали эсеры. К началу мятежа у Антонова во многих учреждениях Тамбова были свои люди.

Через день Голикова вызвал к себе Тухачевский. Когда адъютант провел Аркадия Петровича в кабинет, Михаил Николаевич, склонив голову с ровным пробором, быстро писал за массивным столом, на котором были аккуратно разложены стопки книг, папки и отпечатанные на машинке бумаги.

Заметив, что в кабинет вошел посетитель, командующий быстро, по привычке, поднялся. Тухачевский был в солдатской гимнастерке без карманов, которая плотно облегала мощные плечи атлета. На груди поблескивал орден Красного Знамени. Впервые так близко увидев командующего, Голиков заметил, что лицо его утомлено, а веки покраснели и набухли, видимо, от постоянного недосыпания.