Борис Камов - Мальчишка-командир

Тень, замеченная за холмом, скорее всего, означала: что-то подлое готовится или уже происходит. Бандитского лазутчика следовало перехватить. Кажется, он был пеш, но поблизости его могли ждать и конь, и приятели.

— За мной! — негромко произнес Голиков, выхватывая пистолет и сворачивая с дороги.

Тень метнулась опять.

«Ничего, — подумал командир, — далеко не уйдешь».

Бойцы последовали за ним. Луна медленно выплыла из-за туч, посеребрив и невысокий холм с редкими кустами, и траву под копытами коней, и дальние заросли. Луна не высветила только наблюдателя. Он исчез. Уполз?.. Убежал?..

И вдруг Аркадий Петрович заметил, что к стволу толстой березы прижалась какая-то девчонка, словно хотела слиться с деревом, сделаться невидимой.

Голиков спрыгнул с седла.

Девчонки на этих дорогах тоже встречались разные. Многих уводили в банду силой. От ненавистной почти круглосуточной работы, издевательств, болезней и грязи одни умирали, другие становились похожими на старух. А была у Антонова и Маруся Косова. По жестокости она могла поспорить с легендарной Салтычихой.

Голиков шел к березе, стараясь не выходить из широкой, разлапистой тени, — на случай, если бы девчонке по глупости или со страху вздумалось стрелять. А кавалеристы начали окружать березу, отрезая лазутчице путь к лесу. Если за деревом пряталась вторая Маруся Косова, то возвратиться в банду ей было не суждено.

Девчонка быстро оглянулась, еще надеясь убежать. Чтобы помешать ей это сделать, Голиков ступил в полосу света. Блеснула красная звездочка на его папахе. Девчонка вскрикнула, с разбегу кинулась Голикову на шею, прижалась щекой к его пыльной, пропахшей потом гимнастерке и заплакала.

— Ты кто такая и что тут делаешь? — оторопело спросил Аркадий Петрович.

На лице девчонки смешались следы ужаса от того, что она считала, будто уже обречена, и робкая радость, что, кажется, все обошлось.

— Я думала, вы тоже... а вы красные, — сбивчиво проговорила она. — Скорей! Они мучают отца...

Такой поворот насторожил Голикова. Спектакль с девчонкой мог быть подстроен. А верить ей или нет, должен был решить только он.

— Тебя как зовут? — спросил Голиков, оттягивая время.

— Маруся.

Девчонке было лет шестнадцать. Перетянутый пояском сарафан. По ноге сшитые сапожки. Длинные, до плеч, волосы были зачесаны назад и скреплены на затылке. Лицо у Маруси было чистое и нежное. Громадные глаза были распахнуты и глядели с тревогой, болью и надеждой. Эти глаза не лукавили, не ускользали в сторону. Эти громадные, блестевшие при лунном свете глаза молили о помощи.

— Далеко отсюда? — спросил Голиков.

— Километра три, — ответила Маруся.

— А сколько бандюков? — поинтересовался Чучелов из седьмой роты.

— Человек десять.

— По коням! — приказал Голиков. — Ты, Маруся, поедешь со мной.

Он помог ей сесть боком и осторожно опустился на оставшийся краешек седла. Оно не было приспособлено для езды вдвоем. Отряд взял с места рысью.

— Вот сюда, здесь дорога, — показала Маруся в сторону леса.

На миг у Голикова все внутри сжалось. Девушка сидела сзади него, держась за ремень. Аркадий Петрович резко обернулся. Он хотел увидеть лицо Маруси, когда она этого не ожидала. И увидел: она кусала губы от нетерпения и душевной боли. В глазах ее стояли слезы, которые она не могла вытереть: боялась упасть.

У кромки леса действительно появилась дорога. Голиков похлопал теплый бок своего коня, тот прибавил ходу. Примерно через километр открылась просека.

— Налево, — подсказала Маруся.

Голиков повернул налево. И конь споткнулся. «Дурная примета», — подумал он и почувствовал, что Маруся вот-вот не удержится и соскользнет с седла.

— Держись не за ремень, а за меня, — велел он ей и ощутил встревоженное горячее дыхание у себя на щеке.

— Кто твой отец? Что бандитам нужно от него? — спросил он, чуть поворачивая голову.

— Отец агроном. Он вывел новый сорт ржи. Этот сорт не боится заморозков и засух. Нынче отец собрал первый урожай. Пятьдесят пудов. Эти, из леса, потребовали, чтобы отец отдал им. «То же экспериментальный материал, — объяснял отец. — Бесхлебье у нас в губернии кончится». А им что. Они его бить...

— Не плачь.

— Просека кончится — направо. — Маруся убрала одну руку. Наверное, она вытирала лицо.

За редкой стеной деревьев оказалось большое уже убранное поле. На краю его светился окнами дом.

— Прыгай, останешься тут, — велел Голиков Марусе. И бойцам: — Приготовиться к бою. — И вынул маузер.

Но стрелять не пришлось: усадьба была пуста. Черной дырой распахнутых дверей зиял сарай — в нем не осталось ни мешка ржи. Лишь рассыпанное зерно захрустело в темноте под ногами. А в доме была перевернута и разбита вся мебель — лавки, платяной шкаф, самодельный буфет. Посреди комнаты валялся колун.

Отца Маруси не было. Во дворе девушка нашла его фуражку с гербом земледельческого ведомства. Маруся уткнулась в эту фуражку и в голос заплакала. Голиков подошел к ней, погладил по волосам.

— Прости, что опоздали, — сказал он. — Раз они его увезли, значит, живой. Могут и отпустить.

— Вы сейчас уедете? — спросила она.

Он хотел ответить «да» — и не смог.

— Попробуем утром найти их следы, — ответил он.

Был тягостный ужин за кое-как сколоченным столом. Маруся пожарила мясо и вскипятила чай. Ей не мешали: она должна была что-то делать. Потом была бессонная ночь. Маруся наводила порядок в доме — до рассвета горела керосиновая лампа. Половина бойцов ночевали в избе, половина расположились на сеновале. Голиков лег посреди двора на возу. Рядом ходили часовые, но комполка не сомкнул глаз. Ему хотелось встать, помочь Марусе — он не решился. Было жаль девчонку и горько, что он опоздал, хотя его вины тут не было. Засыпая на двадцать минут перед рассветом, когда уже начинали таять звезды, он в полудреме подумал, что отошлет бойцов в Моршанск, а сам останется здесь с пулеметом охранять Марусю. И что вообще, если бы Маруся согласилась, он бы охранял ее всю жизнь.

Утренняя экспедиция ничего не дала. Следы вели глубоко в лес. Голиков понял, что дальше без разведки, с горстью людей двигаться нельзя. Одно дело догнать на дороге десяток бандитов, другое — идти прямо к ним в логово. Он отвечал за жизнь бойцов. И заставил себя вернуться.

— Поедем с нами, — предложил он Марусе. — Дома одной тебе оставаться нельзя. В городе найдем для тебя жилье и работу.

— А если отец вернется? — спросила она. — Я пойду к тетке. Она живет в соседнем селе.

Голиков вынул из сумки блокнот, черкнул несколько слов и передал листок Марусе.

— Если передумаешь — найдешь меня в городе.

— Спасибо. — И поклонилась бойцам: — Вам, солдатики, спасибо тоже.