Эдвард Резерфорд - Русское

– Шелковые ленты – дело доходное. Если к нам присоединишься, получим немалую прибыль, – сказал Суворин.

Романов все еще колебался. Деньги ему бы весьма пригодились. Он в задумчивости посмотрел на отца и сына Сувориных. И тут осознал, что же его так настораживало.

Мальчик. Ему сравнялось десять. Однако Иван Романов ни разу не видел, чтобы он улыбался.

– Нет, – решил он, – уж лучше я останусь при своей резьбе.

– Что ж, дело твое, неволить не буду, – отвечал Суворин.

Они расстались без досады и раздражения, но оба отлично понимали: после того, как один отверг предложение вступить в совместное дело, другой более его не повторит.

В то время происшествие это показалось Романову незначительным.

В этот же день Александр Бобров снова стал отцом – в определенном смысле.

Держа на руках дитя и пристально рассматривая его, он испытывал противоречивые чувства. В рождении дитяти всегда, неизбежно есть что-то едва ли не чудесное и священное. Глядя на лежащую пред ним Татьяну, которая за годы брака перенесла ради него множество лишений и невзгод, он ласково ей улыбнулся. «Это мальчик», – произнес он.

К несчастью, мальчик этот не был его сыном.

Александра глубоко потрясло, когда в конце прошлого, 1801 года Татьяна ему изменила. Как ни странно, это произошло именно в ту пору, когда в жизни его появилась новая надежда.

Предыдущие пять лет принесли ему сплошные разочарования. Император Павел, хоть и освободил Александра из темницы, не изъявил желания принять на службу бывшего статского советника, и Александр, остро ощущая собственную ненужность, удалился к себе в имение, которым жена его столь умело управляла без него. Однако, с другой стороны, ему посчастливилось отбыть из Санкт-Петербурга, ведь царь, и всегда-то отличавшийся весьма странным нравом, вскоре стал обнаруживать склонность к болезненным приступам гнева, а потом и вовсе к безумию, и в 1801 году, когда группа офицеров, умертвив императора, возвела на престол его сына, вся Россия вздохнула с облегчением.

Бобров тоже преисполнился воодушевления. Молодой царь Александр был внуком Екатерины, которая сама воспитала его, государем всея Руси, но одновременно последователем просвещения. Юный, пригожий, обаятельный – он являл полную противоположность своему мрачному, ограниченному отцу. Его прозвали Ангелом. В этом году семейство Бобровых намеревалось провести зиму в Москве. В ноябре, внезапно ощутив новый прилив энергии, Бобров оставил Татьяну с детьми в Москве и один отправился в Санкт-Петербург. Может быть, теперь-то и найдется подходящая должность для человека его дарований. Два месяца обивал он пороги в столице, слышал соблазнительные обещания, начинал лелеять надежды, но в конце концов ничего не получил. В январе он вернулся в Москву.

Тем временем одиночество Татьяны стал скрашивать блестящий гусарский ротмистр, он совершенно очаровал ее, а потом его вместе с полком перевели на Украину. Офицер был остроумен, забавен и уже мог похвастаться десятком подобных романов. Ему было двадцать пять, Татьяне – тридцать один.

В пользу молодого ротмистра говорила его сдержанность: он не имел обыкновения распространяться о своих победах. Больше того, Александр был даже не до конца уверен в том, что Татьяна ему изменила, пока не обнаружились неопровержимые признаки ее положения. Что оставалось делать? Он подумывал вызвать оскорбителя на дуэль, но потом выяснилось, что тот убит в какой-то приграничной стычке; целую неделю обманутый супруг намеревался отдать младенца на воспитание в семью одного из своих крепостных – чтобы это послужило Татьяне уроком. Однако он осознавал, что не сделает этого. В конце концов, с горечью повторял он самому себе, любой муж, оставляющий жену одну на два месяца в Москве, – круглый дурак. А кроме того, он не потерпит скандала. Более эту внебрачную связь не упоминали ни единым словом; с младенцем решено было обращаться как с законным сыном Александра Боброва.

Он уже потешил свое уязвленное самолюбие, взяв к себе в постель хорошенькую крепостную девицу из дворовых. С Татьяной он обращался хотя и холодно, но неизменно вежливо. Он убеждал себя, что ребенок появился на свет случайно и что думать об этом далее – ниже его достоинства.

Оставалось только дать младенцу имя. Чаще всего придерживались простого обычая: первенца обыкновенно нарекали в честь деда, а остальных нередко по имени святого, день памяти которого приходился ближе всего к дате рождения.

– Вот радость-то! – провозгласил явившийся на совершение обряда священник.

– Крестины придутся на день святого Сергия!

И потому мальчика нарекли Сергеем.

Сергеем Александровичем – ведь Александр официально считался его отцом. Звучало недурно.

– Сергей, – улыбнулась Татьяна. А потом взяла младенца на руки. – Сережа, иди к мама́!

– Разумеется, – спокойно объявил он Татьяне, – он не унаследует никакого моего имущества. Когда я умру, ты получишь вдовью долю. Можешь передать часть ему. А я тем временем позабочусь о его воспитании и образовании.

Татьяна склонила голову в знак согласия. Более они к этому не возвращались.

Так появился на свет Сергей Александрович Бобров.

Спустя полгода Александр возобновил супружеские отношения с женой. В 1803 году у них родилась девочка. Ее назвали Ольгой.

Каким же бурным выдалось это время, эти дни войны и мира. Кто бы мог предугадать, что из пламени французской революции – из пламени свободы, равенства и братства – родится поразительный завоеватель, который заставит трепетать весь мир? Наполеон – герой для одних и чудовище для других. Действительно ли он, подобно Юлию Цезарю или даже Чингисхану, намеревался покорить весь мир? Возможно. И хотя просвещенный царь Александр, которого по-прежнему именовали Ангелом, пытался уберечь Россию от ужасов этих европейских войн, сейчас, ранней весной 1812-го, казалось, что Наполеон со своей грозной Великой армией готовится вторгнуться в российские пределы с Запада.

Вся Россия пришла в смятение. Наполеона объявили Антихристом. Царь призвал страну к оружию. И если среди помещиков прежде находились те, кто полагал, что «золотой век» Александра не оправдал надежд, что ожидаемые реформы оказались малочисленными и недостаточными, все это было немедля забыто, а в гостиных по всей империи дворяне сплотились вокруг Ангела.

Был прохладный, пасмурный день. Весна только началась, и снег еще и не думал таять. Семейство Бобровых собралось в гостиной своего деревенского дома, ожидая новостей.

Господский дом был похож на все прочие усадьбы: узкое и длинное двухэтажное здание, стены выкрашены зеленой краской, окна обведены белой. Фасад был украшен классическим портиком с четырьмя колоннами. Портик тоже был деревянный, выкрашен белой краской, а за ним красовалась просторная веранда. По сторонам к главному зданию примыкали два маленьких одноэтажных крыла, добавленных Татьяной, с двумя комнатами в каждом. Господский дом стоял на холме, откуда открывался чудесный вид на реку, а деревушка пряталась за деревьями. Позади дома находились всевозможные хозяйственные постройки. Левее виднелась клеть, наполовину врытая в землю; это был ледник, где в теплую летнюю пору хранился лед, вырубленный на реке зимой. Справа располагалась баня, еще одно приземистое сооружение из толстых некрашеных бревен. Усадьба выглядела столь мирно и безмятежно, словно она существовала здесь вечно. Тем не менее строительство тут началось лишь при Александровом батюшке, и появление господского дома значило коренную перемену в жизни и бар, и деревни.