Вячеслав Крашенинников - Лев Майсура

В следующий же миг наик с такой силой двинул локтями соседей, что широко качнулся зеленый штандарт и глухо задребезжал барабан на груди у барабанщика. С перекошенным лицом, что-то яростно крича, он в два прыжка очутился возле колонны англичан, бросившихся от него в разные стороны и, взмахнув мушкетом, обрушил страшный удар на Сандерса. Тот, харкнув кровью, мешком повалился в дорожную пыль.

Все смешалось. С бранью подбежал джукдар и еще несколько командиров. Наика держали, он хрипел и вырывался.

— Будь он вечно проклят, этот ангрез! Дайте мне заколоть его!

Вдруг словно ветром сдуло джукдара и его помощников, толпа английских солдат раздвинулась: перед наиком и лежавшим в пыли Сандерсом осадил коня Типу.

— Что тут происходит?

— У этого наика помутился разум, хазрат! — ответил подбежавший джукдар. — Он ударил прикладом ангреза...

При виде Типу наик пришел в. себя. От ярости не осталось и следа. Бледный и растерянный, он неподвижно стоял с вытянутыми по швам руками. Нарушения боевой дисциплины сурово карались в майсурской армии. Гнев Типу мог стоить жизни...

— Кто ты? — спросил Типу.

— Мое имя Сагуна, хазрат! — ответил наик. Не мигая, он смотрел на Типу, на большой зеленый зонт над его тюрбаном, на алый черпак Тауса.

— Почему ты вышел из строя и ударил солдата? — кивнул Типу на Сандерса, который, придя в чувство, сидел на дороге и с тупым видом осматривался кругом.

Тогда Сагуна вдруг решился. Он шагнул к Сандерсу, сорвал с него сумку и вытряхнул ее содержимое. Золотые и серебряные цепочки, кольца и браслеты с мелодичным звоном попадали на землю у самых копыт Тауса, и тот попятился, испуганно фыркая и мотая головой.

— Мой разум не помутился, хазрат! — сказал Сагуна. — Я не мог совладать с собой, когда моя дочь увидела негодяя, который ограбил мой дом и заколол старуху-мать!

Наик умолк, ожидая приговора.

— Это твое? — спросил Типу, указав глазами на лежащие на земле вещицы.

— Было мое, хазрат. Эти вещи достались нам еще от прадедов...

— В таком случае забирай их. Они принадлежат тебе по праву. А эти деньги тоже твои?

— Нет, хазрат, не мои.

— Не твои, говоришь? Дай-ка мне их сюда! — Типу внимательно осмотрел несколько золотых монет. — Это майсурские деньги. Хорошо! Становись в строй и впредь не щади врага!

Обрадованный Сагуна тотчас же собрал драгоценности и встал в строй, а Типу с эскортом поскакал к воротам форта, из которых уже вышли последние арбы с ранеными и больными. Из разбитых ядрами ворот кони с грохотом вынеслись на площадь, и Типу невольно натянул поводья, пораженный ужасным зрелищем.

Вся территория форта была до предела загажена и походила на большую свалку. Служебные здания, военные магазины, склады, казармы и конюшни были разрушены. Всюду чернели пепелища, от которых исходил едкий запах гари. Душный ветер ворошил груды мусора — бумагу, ветошь, окровавленные тряпки. У одной из стен выстроились кресты над свежими братскими могилами.

Белоснежный Таус деликатно переступал с ноги на ногу, боясь ушибиться о чугунные ядра, камни и обломки, которые в изобилии были разбросаны по земле.

— Осмотреть казну, склады, оружейные мастерские и канцелярию! — приказал Типу. — Клянусь Аллахом, никогда не видел таких разрушений. Кто поверит, что недавно здесь был цветущий город!

— Да, хазрат! — вздохнул Лютф Али Бег. — В свое время покойный наваб хотел объявить Беднур своей столицей. Но он тогда сильно заболел лихорадкой, к тому же ему пришлось спасаться от заговорщиков, которые хотели покончить с ним. Помню, когда мы уходили в Шрирангапаттинам, на этой самой площади остались виселицы с телами трехсот предателей.

Рассматривая изувеченные бастионы и зияющие проломы в стенах форта, Типу заметил:

— Я бы сейчас охотно сделал то же самое...

Прибыл с рапортом Мир Садык.

— В форте ничего не уцелело, хазрат. Канцелярия разгромлена. Государственные бумаги, налоговые реестры со списками деревень свалены в кучи и сожжены...

— А казна? — нетерпеливо спросил Типу.

— Казна пуста, хазрат. В сундуках и мешках не осталось ни одной пайсы.

Типу недоверчиво поглядел на дивана. Тот виновато развел руками:

— Истинная правда, хазрат.

— Если это не безумие, то что же? — с негодованием воскликнул Типу. — Генерал ангрезов либо сошел с ума, либо считает меня дураком! Но напрасно он надеется уплыть в Бомбей с украденными деньгами. Видит Аллах — не я нарушил условия капитуляции...

Типу круто повернул Тауса и, окруженный толпой телохранителей и приближенных, поскакал прочь из форта.

Армия Мэттьюза успела сделать полный дневной переход к Хайдаргарху и была уже недалеко от лесов Западных Гат, как вдруг позади послышались звуки рожков и конский топот. С гиком проскакав с обеих сторон, усачи луути-вала быстро достигли головы колонны и загородили дорогу красному паланкину Мэттьюза.

— В чем дело? Что за спектакль? — спросил генерал француза-переводчика, который сидел на коне рядом с Лютф Али Бегом.

Молодой француз, великолепный в своей красно-голубой форме, смущенно расправил усы.

— Весьма сожалею, сэр! — сказал он. — Но Лютф Али Бегу велено остановить ваше движение в связи с тем, что... как бы это выразиться... — француз явно затруднялся, — ...в связи с тем, что в Беднуре не оказалось денег, которые должны были остаться после вашего ухода.

— Что это — предлог для срыва условий капитуляции? — резко спросил Мэттьюз.

— Не знаю, сэр. Я лучше передам ваши слова этому бравому вояке, — кивнул француз в сторону Лютф Али Бега.

Выслушав то, что было горячо сказано на фарси хмурым сипахдаром, переводчик снова обратился к генералу:

— Лютф Али Бег заявляет, что именно ваша сторона не выполнила условий капитуляции. Вы захватили с собой несколько сот тысяч золотых пагод — собственность Типу Султана, сожгли государственные бумаги, которые хранились в крепости, и вдобавок ко всему расстреляли пленных майсурских сипаев. Видите ли, сэр, Султан всегда держит слово, данное противнику, — добавил от себя молодой француз. — Я думаю, вы хватили через край. Султан бегает по своей палатке злой, как черт, а это с ним редко бывает...

— Молокосос! — взорвался Мэттьюз. — Мне нет дела до того, что вы думаете!

Француз, наказанный за откровенность, опешил. Невольная его симпатия к европейцу моментально исчезла. Он побледнел:

— Не забывайтесь! Вы имеете дело с офицером и дворянином!

— Хотите сказать — наемником туземного принца?

— Офицером королевской армии, генерал! — резко ответил француз. Как бы там ни было, а вы полностью нарушили условия капитуляции. И это дает Султану законное право не церемониться с вами. Располагайтесь вон в той уютной долинке, пока Султан будет решать, что с вами делать. Тем временем вы немного поостынете. Прощайте, мой генерал!