Вячеслав Крашенинников - Лев Майсура

— Что же не перебили вы Чингаппу с его молодцами?

— Страшно, сахиб! Испокон веков правил нами род Чингаппы. Что могут сделать зерна против жернова? Перечить радже — умываться в своей крови. Выбрался вот по сточной канаве сказать вам — должен скоро бежать Чингаппа. Треть его людей уже улизнула из деревни...

Субедар удвоил караулы.

Вторую ночь подряд Джеймс сидел с Сагуной в секрете. От нечего делать он подолгу глядел на молодой месяц с загнутыми кверху рожками. Он казался похожим на «Ганнибала». Где, в каких морях плавает сейчас гордый корабль?

— Эй, джаван!— послышался вдруг тихий голос Сагуны. — Помнишь ты важного генерала, который ограбил казну в Беднуре?

Джеймс удивился. Никогда не вспоминал наик о Беднуре, но память о кровавых схватках под его стенами, должно быть, крепко сидит у него в сердце.

— Помню, а что?

— Его уже нет в живых.

— Убили? — помимо своей воли быстро спросил Джеймс.

— Никто его не убивал. Типу не воюет с пленными. Генерал сам умер — от злости. Недавно в столице раскрыли заговор. Заговорщики хотели, чтобы он помог им захватить город. А когда они попались, генерал будто взбесился: плюнул на золотую майсурскую монету и бросил ее под ноги часовому. У него отобрали тогда все деньги — целых две тысячи. Потом он до крови избил своего слугу ангреза. Ударил часового. Пришлось заковать его в цепи. Так генерал лег на койку, ни с кем не разговаривал, не пил и не ел целую неделю, пока не умер...

Джеймс выслушал новость затаив дыхание. Вот как кончил свои дни генерал Мэттьюз! Из-за него-то и погибла бомбейская армия. Роздал тогда чужие деньги для того, чтобы все офицеры и солдаты стали соучастниками его преступления. Чтоб сжечь за собой все мосты...

— О родине часто с приятелем вспоминаете?

Джеймс вздрогнул. Нет ли тут подвоха? Может, наик хочет поймать его на слове? Но в голосе Сагуны слышались грусть и сочувствие. В самом деле, они с Томми не раз толковали о том, как хорошо бы вернуться домой. Томми крепится, а видно, скучает по Ирландии.

— Вспоминаем, — признался Джеймс.

— Семьи-то есть у вас?

— У Томми мать и братья. А у меня есть отец. Никак его не найду. Здесь он где-то, на Декане...

— У меня вот тоже была мать. Скажи, пожалуйста, зачем оказался ты здесь, за тысячи косов от своей страны?

Джеймс рассказал о том, как он попал в Индию, а потом в плен к Типу. Наик слушал его, не перебивая.

— Везде в мире живется трудно простому человеку, — сказал он. — И в твоей стране тоже...

Вдруг Джеймс заметил на стене неясные тени. Возникнув, они тотчас же пропали. Донесся едва слышный шорох.

— Кто-то перелез через стену! — шепнул он наику.

— Вижу. Может, это сам Чингаппа.

Джеймс и Сагуна поползли к стене. Пользуясь перестрелкой, которая началась на другом конце деревни, кто-то пытался улизнуть. Слух и зрение у Джеймса были обострены до предела. Он увидел, как от стены отделились призрачные фигуры и, смутно колеблясь, метнулись через поле к каменной пустоши.

— Стой! — закричал наик.

В ответ раздались выстрелы. Темные фигуры кинулись прочь. Один из беглецов сразу же отстал. Сипаи сбили его с ног, скрутили по рукам и ногам. Второй, пригибаясь, добежал до груды камней на краю поля и словно растаял в них. Камни были тотчас же оцеплены.

На рассвете стало видно, что на огромном валуне, в естественной выемке, распластавшись, лежит человек. Выглядывали лишь край тюрбана да дуло мушкета.

— Эй, сдавайся! — закричал Сагуна. — Мы видим тебя.

В ответ прогремел выстрел. С наика словно ветром сорвало тюрбан и отшвырнуло далеко в сторону

— Ну, погоди, — скрипнул Сагуна зубами. — Воздастся тебе за твои злодеяния. Последний раз говорю — бросай мушкет!

— И не надейся, майсурская собака! Живым не дамся.

Сагуна приказал Джеймсу:

— Пойдем, джаван. Поглядим, как к нему подступиться.

Держась на почтительном расстоянии, они стали обходить каменную груду. Сагуна вдруг остановился. Через неглубокую выемку была видна спина осажденного. Он как раз забивал пыж в дуло мушкета.

— Вот и конец ему. Сам виноват — не я...

С этими словами, Сагуна тщательно прицелился и выстрелил. Беглец вздрогнул, выроненный им мушкет упал на камни к подножию валуна. Последним усилием человек поднялся во весь рост и погрозил кулаком.

— Ваша взяла! Да только ненадолго. Земля все равно будет наша. Будьте вы все прокляты... вместе с вашим Типу!..

Раненый полетел вниз вслед за своим мушкетом. Сипаи долго разглядывали его крепкое тело и сытое красивое лицо.

— Сам Чингаппа. Решил, что пришла пора вернуться в свою деревню, — задумчиво сказал Сагуна. — За то и поплатился.

Спутник Чингаппы, дряблый толстый старик, при виде убитого повалился на колени перед Сагуной:

— Пощади меня, старика, сардар! Много ли для тебя чести замарать руки о такого червяка, как я...

— Червяк ты и есть. А зачем стрелял в нас? Ты кто?

С опаской поглядывая на хмурых сипаев, пленник начал торопливо рассказывать:

— Я слуга Чингаппы и пришел вместе с ним из Мадраса. Большие палаяккары, которых Типу изгнал из Майсура, часто бывали последнее время в канцелярии губернатора. Многие тогда решили пробираться в свои владения. И Чингаппа — тоже...

— Одурел он, что ли? Или, может, думал, что на него здесь не найдут управы?

— Мне это неведомо, сардар. А мертвый ничего не скажет. Выполни одну мою просьбу, отважный сардар!

— Говори.

— Хочу я, чтобы совесть моя была чиста перед моим господином, хоть он и не всегда был добр ко мне. Разреши возложить его тело на погребальный костер.

— Ладно, старик. Делай, что нужно.

Над Деканом вставал новый день. В деревне снова раздались крики и выстрелы. И вдруг над стеной возникли темные фигуры. Это были крестьяне. Они кричали слова приветствия и призывно махали руками. Когда через несколько минут майсурский отряд вошел в деревню, все было кончено. На тесных улицах лежали убитые и связанные разакары Чингаппы. Среди крестьян, возбужденных недавней схваткой, был и тот пожилой человек, который предупредил отряд о готовящемся побеге палаяккара.

— Так-то оно лучше, — сказал собравшимся крестьянам субедар. — Взялись бы раньше за ум, так уцелела бы ваша деревня. Впредь это всем вам хорошая наука!

На том и кончился карательный поход. Перед тем как уйти с отрядом обратно в Савандургу, Джеймс провел не один час в деревне, разглядывая, чем и как живут крестьяне. Все виденное записывал в свою заветную толстую тетрадку. Уже полтора года служит он в армии Типу Султана, и немало довелось ему увидеть на Декане...

Мальчишки скакали по покрытым лужами улицам Шрирангапаттинама и вопили:

— Ангрезы уходят! Типу Сахиб отпускает пленных ангрезов!