София Волгина - Екатерина Великая. Греческий прожект

В следующий раз, вечером, в конце июня, она, с помощью Никитичны, «нечаянно», встретилась с Зубовым в Царскосельском парке. Поговорив некоторое время с почтительным конногвардейцем, она предложила ему осмотреть неподалеку мавританскую баню, представлявшую собой точную копию бани турецкого султана. Интимная обстановка турецкой мыленки способствовало тому, что они оставались там наедине некоторое время.

На следующий день, стало быть, Зубов стал флигель-адъютантом, а еще через сутки он обнаружил в ящике своего письменного стола сто тысяч рублев золотом и двадцать пять тысяч ассигнациями. Дабы представить нового фаворита близким друзьям, императрица Екатерина Алексеевна пригласила его в Эрмитаж поиграть с ней в карты. В непринужденной обстановке, Платон Зубов, на удивление, не в пример предыдущим любимцам, быстро освоился: смеялся, разговаривал, даже отпускал шутки. Сей манере поведения, при первом его посещении Эрмитажа, научила его Анна Никитична Нарышкина, прекрасно знавшая характер и пристрастия государыни. Екатерина наблюдала за ним. Он все более нравился ей, особливо, покорили его веселые шутки. Сей веселостью он кого-то ей сильно напоминал…

Когда игра закончилась, и пришло время удалиться, никто особливо не удивился, что Екатерина направилась в свои покои под руку с Платоном Зубовым. Екатерина намерено демонстративно проделала оное, зная, что весьма скоро о новом любимце узнает Александр Мамонов. Екатерине весьма хотелось «порадовать» его.

Утром следующего дня, как было заведено, почти все первые лица империи собрались в приемной Зубова. Здесь были Николай Салтыков, Александр Нарышкин, Александр Вяземский, Николай Архаров, Александр Самойлов, Александр Безбородко и другие князья, графы и генералы. Зубов появился пред ними с надменной, но ласковой улыбкой…

Записки императрицы:

Платон Александрович Зубов имеет большое семейство. Промеж них самые приятные – его младший брат Валериан и красавица – сестра Ольга.

Семейство Нарышкиных, на сей раз скромно праздновало день рождения Марии Алексеевны, жены их старшего сына Александра, понеже она находилась на последнем месяце в тягости и часто недомогала. Гостями были лишь брат Льва – Александр Александрович и его жена Анна Никитична. Остальные все были членами семьи графа Льва Александровича и графини Марины Осиповны. Присутствовали здесь и их дочь Екатерина Львовна с мужем Юрием Головкиным. Она тоже была на сносях и тоже неважно себя чувствовала. Вторая дочь хозяев, Наталья Львовна с мужем Иваном Соллогубом возились с пятилетним сыном Александром, тщась успокоить, разошедшегося от общего внимания, дитятю. Наконец, призвав его няню, родители отправили его спать. Младшие, незамужние еще дочери Нарышкиных – Мария, Анна и Елизавета токмо исполнили своим родным романс под звуки музыки арфы, на которой прекрасно играла, изрядная сочинительница музыки, Мария Львовна.

Вкусно отобедав, семейство расслелось по углам гостиной, разговаривая промеж собой. Постарев, братья Нарышкины стали еще больше походить на друг друга, хотя старший, Александр был всегда шире в плечах и чуть пониже брата. Однако, насколько Лев был остроумен, настолько Александр неразговорчив и ворчлив. Кстати, жены им достались полные им противуполож-ности.

Граф Лев Александрович, вдруг рассмеялся.

– Что такое? – тут же полюбопытствовала, повернув к нему голову, всегда оживленная и веселая, графиня Анна Никитична.

– Намедни, – все еще широко улыбаясь, говорил граф, – при посещении с императрицей гончарной мастерской, Екатерина Алексеевна сделала столь смелое замечание по поводу формы одного из изделий, что шокированный австрийский посланник, вытаращил глаза.

При этом, сам Лев Александрович округлил так глаза, что все дружно рассмеялись.

– Да, ну? – не поверил ему старший сын, Александр Львович, тоже изрядный острослов.

– Сие еще что! – усмехнулся Лев Александрович. – Кабинет-секретарь императрицы – Храповицкий, рассказывал мне, как нашу государыню забавляет то, что мифологические греческие героини объясняли свои беременности посещениями богов.

– Трудно повертить, что она может позволить себе такие изречения, – заметила певунья Мария Львовна, – колико времени я у нее в фрейлинах, но никогда ничего подобного от нее не слышала. Она образец величия, благоразумия и милосердия.

Анна Никитична непринужденно махнула рукой:

– Ах, господа! Екатерина Алексеевна держится всегда на людях весьма сдержанно… Можливо же и ей иногда позволить себе шутки. Несколько вольных изражений за целую жизнь, проведенную на публике, – не диво, согласитесь.

Марья Львовна несогласно пожала тонким плечиком. Старый граф Александр Нарышкин проворчал:

– А что сие за хлыщ появился около нашей государыни. Смазливый до тошноты, и имя не простое – Платон. Что она в нем нашла? Он князь?

– Да и молод до самого невозможного. Ему, пожалуй, чуть более двадцати, – заметила с некоторым осуждением Марина Осиповна.

– И зачем императрица выбирает себе молодых фаворитов, в ущерб своему достоинству и репутации? – паки пробурчал граф Александр Александрович.

Анна Никитично возмущенно посмотрела на него, воскликнув:

– А что ж ей остается, коли Мамонов изменил ей? Сей глупец променял императрицу на княжну Щербатову Дарью. Самое любопытное то, что весьма скоро он обо всем пожалеет и пуще того, – она заговорила на тон выше, – я предвижу, станет проситься к императрице назад. Но она никогда ему сего не простит.

Молодой Александр Львович задорно отозвался:

– Для чего? Когда вокруг нее так и вьются молодые кавалеры, желая устроить себе фортуну.

Анна Никитична, взглянув на любимого племянника, покойно разъяснила:

– Стало быть – верно! Двор полон молодых красивых мужчин, а она – императрица. Кто на ее месте поступал бы иначе? К тому же: не молодые – женаты. Не станет же она рушить семьи?

Она окинула всех вопросительным взглядом. Муж Анны Никитичны, косо посмотрев на нее, отвел глаза, пока она его не заметила, но все-таки буркнул:

– Ведет себя, как распутница какая… Уже со счету сбились, колико у нее их было…

Анна Никитична взвилась:

– Ты, Сан Саныч, выбирай изражения! Она не монахиня, а монархиня! Коли хочешь знать, государыня редко прерывала отношения по собственной воле. Все знают: Салтыкова и Понятовского у нее отобрали, Орлов ей изменял, и даже Потемкин удалился от нее по своему желанию: ему, видите ли, нужен был простор, его съедала жажда деятельности… Вот и появились Завадовский, Зорич, Корсаков, Мамонов. Два последних предатели. Слова доброго не стоят! Кстати, близкий друг его, Рибопьер, помогавший ему в сем неправедном деле, отправился в действующую армию добровольно.