Юрий Когинов - Недаром вышел рано. Повесть об Игнатии Фокине

— Только так! А ты считаешь, что Ленин не прав? Тогда припомни один-единственный вчерашний день, и ты безошибочно ответишь себе, можно ли примириться с политикой соглашателей…

Вчера после восьми вечера Ванюша Забелин и Митя сменились с поста у дверей дома социалистических организаций. Теперь можно было сдать винтовку и идти домой — оба жили рядом, но разводящий передал распоряжение явиться к Уханову.

Исполком Совета рабочих депутатов размещался тут же, в одной из комнат бывшего особняка Буковцева — наверное, самой большой, которая директору завода служила гостиной.

Уханов, как и положено, сидел на председательском месте, а заместители Александр Медведев и Чернявский — по краям стола. Тут же находились члены исполкома Владычкин и Гончаров, а Иванов Михаил расположился в уголке.

Уханов протянул Мите и Ване по стопке бумажек и пояснил:

— Это распоряжение Совета о выселении семей, злостно не желающих вносить квартирную плату. Пойдете по адресам и предупредите: в случае невыполнения — именем революционной власти… Тут указан срок…

Шура громыхнул стулом так, что тот упал на пол.

— Рабочий Совет выкидывает на улицу… рабочих! Можно ли придумать более безумное издевательство?

— Что, продолжение дискуссии? — фыркнул Владычкин. Он сидел поодаль, утонув в массивном кожаном кресле. — Как бы ни назывался Совет — рабочим, революционным, народным, прежде всего он должен стоять на страже порядка и законности, а не поощрять анархию. — Породистое, с крупным обвислым носом и темными мешками под глазами лицо социалиста-революционера Владычкина выразило крайнюю степень брезгливости.

Суетливый, юркий меньшевик Чернявский примирительно поднял руку:

— Оставим препирательства. Это наше решение прошло большинством голосов. Но разве не мы, Совет, еще недавно выносили постановление — переселить из антисанитарийных бараков рабочие семьи? Это был действительно акт гуманизма. Но, простите, квартирную плату никто не отменял.

— Но она непомерна для рабочего кармана! — перебил Шура.

Иванов набычился и кивнул ребятам с повязками членов рабочей милиции:

— Айда на улицу!

Сбежал с крыльца, похлопал по деревянной кобура маузера:

— Вот на каком языке надо с вами разговаривать, господа соглашатели! Погодите, придет время… — И — Мите с Ванюшей: — Давайте повестки! Глядите, что я с ними делаю…

Послюнявил огрызок карандаша и на оборотной стороне извещения накарябал: «На основании революционного сознания произвести выселение не могу».

— Проверь, гимназия, ошибок нет? А то мы с Ванюшкой по сравнению с тобой всего-навсего ремеслуху кончали, — озорно подмигнул. — Давайте-ка на каждой повестке — такую же резолюцию. И завтра этим господам-социалистам вернете. Пусть злятся, а рабочую совесть марать не будем…

Вспомнив этот вечер, Митя неожиданно спросил:

— У тебя есть «Капитал»?

— Так сразу и «Капитал»? — хмыкнул Шура. — Однако самому разобраться в серьезной литературе давно пора. А то указываешь в анкетках: «Знание языков — немецкий, французский, латынь. Читаю, пишу», а подчас тебе приходится объяснять азы, как неграмотному мастеровому… Этот сверток помнишь?

На дне ящика письменного стола, который выдвинул Шура, — завернутые в клеенку, уже изрядно пожелтевшие газеты и брошюры.

Память тут же подсказала: когда в девятьсот двенадцатом году брат уезжал в Питер поступать в Технологический институт, он вытащил во дворе из-за поленницы дров этот сверток и, прежде чем закопать в огороде, показал Мите и Алексею:

— Если вдруг придет какой человек и спросит кого из нас: «Ну, как поживаете, медвежата?» — откопаете и передадите ему.

Никто не объявился с паролем, и сверток пролежал нетронутым много лет.

Шура развернул клеенку, вытащил зачитанную, с бурыми разводами сырости брошюру, напоминающую школьную тетрадку, на обложке которой было напечатано: «Н. Ленин. «Две тактики социал-демократии в демократической революции». Женева, 1905 г.»

— Тут и для той поры, и для нынешней главное — на чем расходимся с меньшевиками. Читай, а будут вопросы — разъясню.

С первых же страниц Митю поразила четкость мысли:

«Несомненно, что революция научит нас, научит народные массы. Но вопрос для борющейся политической партии состоит теперь в том, сумеем ли мы научить чему-нибудь революцию? Сумеем ли мы воспользоваться правильностью нашего социал-демократического учения, связью нашей с единственным до конца революционным классом, пролетариатом, для того, чтобы наложить на революцию пролетарский отпечаток, чтобы довести революцию до настоящей решительной победы на деле, а не на словах, чтобы парализовать неустойчивость, половинчатость и предательство демократической буржуазии?..»

И дальше — о различии целей, которые ставит перед собой пролетариат и буржуазия. Ведь не победила еще к тому времени революция в России. Когда писались эти слова, далеко было до нынешней поры, а Ленин предвидел, как поведут себя капиталисты и помещики.

«…Буржуазии выгодно, чтобы буржуазная революция не смела слишком решительно все остатки старины, а оставила некоторые из них, т. е. чтобы эта революция была не вполне последовательна, не дошла до конца, не была решительна и беспощадна… Буржуазии выгоднее, чтобы необходимые преобразования… произошли медленнее, постепеннее, осторожнее, нерешительнее, путем реформ, а не путем революции… чтобы эти преобразования как можно меньше развивали революционной самодеятельности, инициативы и энергии простонародья, т. е. крестьянства и особенно рабочих, ибо иначе рабочим тем легче будет, как говорят французы, «переложить ружье с одного плеча на другое», т. е. направить против самой буржуазии то оружие, которым снабдит их буржуазией революция, ту свободу, которую она даст, те демократические учреждения, которые возникнут на очищенной от крепостничества почве…»

Положительно Митя не мог оторваться от книжки, еще и еще раз перечитывал многие страницы.

Да, именно так — предательски по отношению к рабочему классу, сковывая самодеятельность, инициативу и энергию пролетариата, повели себя сейчас, когда победила буржуазно-демократическая революция, Временное правительство, капиталисты и помещики, которые стоят у этого правительства за спиной.

Ну а те, кто называет себя социал-демократами, что они?

В ленинской работе меньшевики назывались новоискровцами, поскольку еще тогда они захватили «Искру» и сделали ее своим рупором. Так вот новоискровцы, иначе, нынешние меньшевики, говорит о них Ленин, как раз ограничиваются рассуждениями о буржуазном характере революции тогда и там, где надо уметь провести разницу между непоследовательным буржуазным и последовательным пролетарским демократизмом.