Дэвид Гилман - Бог войны

Блэкстоун отвел глаза от д’Аркура. Тот ни за что не мог узнать о причастности Томаса к тем первым дням вторжения, но при упоминании о ее отце ему все равно стало не по себе.

– Ты должна разуметь, что Томас будет в опасности, как и сия фамилия, если кто-либо выведает о его связи с нами. Мы слыхали из Парижа, что моего дядюшку заставили надеть на шею висельную петлю и, одетого в одну исподнюю рубаху, провели в таком виде по улицам. Жизнь его король пощадил, но предал полнейшему уничижению.

– Юношеские радости для тебя закончились, Христиана, – вступила Бланш. – Теперь ты женщина и до возвращения Томаса останешься при нас.

– А коли он потерпит крах, то погубит только себя, – добавил д’Аркур. – Пока что ваш брак должен сохраняться в секрете. Сей союз между вами был бы ручательством жизни в нищете, если бы не то, что Томас согласился предпринять. Его успех определяет не только его благосостояние, но и наше тоже.

Христиана кивнула в знак понимания. Замужество только по любви допускают редко и никогда не считают хорошей партией. А Томас Блэкстоун беднее церковной крысы. Не будь ее опекунами Жан и Бланш д’Аркур, она кончила бы жизнь где-нибудь в монастыре или доме терпимости – или ее мог бы изнасиловать и убить Жиль де Марси.

Д’Аркур утер вино с губ сложенной салфеткой.

– Кроме того, тебе следовало бы быть помолвленной уже не один год назад. Об этом твоему отцу надлежало поразмыслить куда более серьезно. Найти достойную партию девушке старше лет двенадцати-тринадцати непросто, – изрек он, заслужив неодобрительный взор Бланш.

– Моему господину и мужу ведомо лишь, что чувства крепнут с годами. Он ни разу не испытывал сего в юности. – Помолчав, она улыбнулась. – Лишь когда женился на мне.

– Безудержные сантименты – дело женское, Бланш. Кабы Томас потрудился изучить благородные слова путем поэзии, то мог бы постичь сие. – Он поглядел на Томаса. – Это единственное, в чем ты не преуспел. Постижение искусства куртуазной любви – способ почтить свою возлюбленную, Томас. Мы идем на войну и сражаемся из-за любви к нашим женщинам. – Он ответил на хорошо знакомый красноречивый взгляд Бланш, говоривший: «Храни безмолвие и береги слова». – Ему нечего предложить девушке, насколько я вижу, кроме своей силы, отваги и любви к ней. Хотя, осмелюсь полагать, сего вполне довольно, – попытался смягчить он.

– И оба благословлены вашей дружбой. Они богаче большинства, мой господин, – присовокупила Бланш.

Она не собиралась позволить ему окончательно превратить в руины свадебную церемонию, о которой даже нельзя рассказать.

День, когда невеста должна удушать собственную радость. Д’Аркуру пришлось изящно сдаться. Не сделай он этого, и зимние ночи станут холоднее и покажутся еще длиннее.

– Истинно, и по заслугам, Томас Блэкстоун. Тебе еще предстоит отмахать долгий путь, прежде чем я посмею допустить тебя в благовоспитанное общество, но для меня ты доказал свое достоинство бесспорно. Однако здесь не будет ни предуведомления о свадьбе, ни праздничного пира. С менестрелями уже расплатились. Так что день ваш пройдет тихо, ничуть не отличаясь от любого прочего. И так и должно быть. Я договорюсь со священником отвести нас в часовню и провести церемонию без предписываемого обычаем оглашения брака.

Бланш приподняла брови. Надо сказать еще одно, но д’Аркур нахмурился.

– Негодная сделка, Христиана? – кротко спросил Томас, словно прозрев ее сомнения.

– Для меня это лучшая из сделок, Томас, и ты не должен в том сомневаться. Ты сыскал меня в этом замке и доставил к сэру Готфриду, а после снова рисковал собственной жизнью ради меня. Тут замешана не только благодарность. Ты будешь сокровищем моей души до конца моих дней, как и наше дитя.

Протянув руку, Блэкстоун накрыл ее ладони своей.

– Не слишком прислушивайся к тому, что вещает мой господин. Для нас грядет много радости, и мы будем вместе, как только я позабочусь о месте, где мы будем жить. Теперь я отвечаю за тебя, но мессир Жан и его добрая госпожа Бланш будут твоими заступниками, доколе я не пришлю за тобой.

Бланш д’Аркур подождала, пока ее муж закончит приготовления.

– Мой господин и муж также вручает Томасу приданое от лица твоего отца.

Схватив д’Аркура за руку, Христиана прижала ее к губам.

– Мой господин… Благослови Бог вашу доброту и щедрость! Я буду возносить молитвы за вас каждый день до самой смерти.

Д’Аркур со вздохом отпустил ее, чтобы они с Бланш могли обняться.

– Мы исполнили свой долг, дитя. Как Господь вразумился свести вас двоих под моим кровом – воистину тайна, но мы почтили Его желания – хотя пути Его озадачивают меня более, нежели мою супругу. – Он приглашающе распростер руки. – И не вкусить ли нам теперь трапезу? Свадьбы хороши для любых нужд. От всех этих речей о неугасающей любви и деторождении мой желудок извивается, словно червяк, взыскующий, чтобы его покормили.

Назавтра все четверо отправились в часовню и преклонили колени перед священником, как в обычный час для молитвы. Священник, получивший щедрую плату, исполнил все, как велел д’Аркур. Были вознесены особые молитвы благодарности за сбережение жизни сэра Готфрида, а затем священник справил таинство бракосочетания. Бланш дала Христиане одно из своих лавандово-серых бархатных платьев, расшитое серебром и шелком, подчеркнув ее красоту ожерельем из драгоценных камней, а для ее заплетенных в косы волос, вымытых розмариновой водой, Бланш предоставила филигранную золотую сеточку.

Уступив обычаю, Томас принял ванну. На нем были свежие вещи и туника, а его длинные волосы были расчесаны на прямой пробор. Д’Аркур велел Марселю подстричь бакенбарды Блэкстоуна, теперь обрамлявшие его лицо и пробивавшиеся через начавший белеть шрам. Марсель был единственным достаточно доверенным слугой, знавшим о церемонии и, не спрашивая, догадывавшимся о причине столь спешного ее устройства. Эти события ненадолго повергли Томаса в ошеломление, а для их ночлега Бланш приготовила гостевую комнату, достойную аристократа и его невесты, украсив ее сухими лепестками роз и насытив воздух благовониями.

– Я не могу преподнести в подарок никаких драгоценностей, – сказал Христиане Блэкстоун, когда они сидели нагишом перед теплом очага, и раскрыл ладонь, показав ей серебряную монетку, аккуратно рассеченную надвое. – Но сие памятка моей любви к тебе. Где бы ни были обе половинки, там будем мы. Едины. Как одно существо. – Он нежно поцеловал ее, уповая, что хорошо запомнил слова, вычитанные в одной из книг д’Аркура.

Дни спустя, когда он обнял на прощание свою новоявленную жену, приняв добрые напутствия Бланш и пожелание благополучного возвращения, Жан д’Аркур отвел его в сторонку, прежде чем он выступил в путь с двумя десятками воинов.