Бьянка Питцорно - Французская няня

Вчера я провела добрую половину ночи на палубе, в гамаке, омываемая лунным светом, под звездным небосводом. Паруса были подняты, легкий теплый ветерок едва касался поверхности воды. Корабль плавно скользил по волнам, разрезая носом воду, которая что-то нашептывала и обращалась в белоснежную пену, оставляя позади длинный светлый след.

Мы с Тусси тоже весь вчерашний день качались в гамаке, убаюканные мерным колыханием волн.

Еще совсем немного, и мы прибудем на Кубу. Через неделю после того, как мы сошли с «Фанни Эльслер» в порту Нью-Йорка, мы пересели на этот прекрасный фрегат с большими белыми парусами. Мы простились с Анжеликой и Максимильеном, которые вместе с родителями остались в Соединенных Штатах, а Пьер Донадье вместе с нами поднялся на борт «Кристобаля Колона».

Когда Селин — она больше не хочет, чтобы мы называли ее «мадам», — еще возле английских берегов спросила, куда он направляется, мой друг пожал плечами и ответил: «Как можно дальше от Европы».

За эти последние семь лет Пьер Донадье переезжал из Франции в Швейцарию, Испанию, Англию; его преследовала полиция всех стран: его подозревали, на него доносили, его предавали собственные товарищи по борьбе. Он был заточен в тюрьму, но бежал; был приговорен к ссылке на Диабль — Чертов остров, — но перепилил кандалы и бросился в воду за минуту до того, как берег Марселя скрылся из виду. И все это — из-за его воззваний против тиранов, из-за идеалов, которые были так дороги и Гражданину Маркизу.

Сегодня прекрасный день. Вчера мы обогнули Багамскую отмель и теперь плывем вдоль берегов Кубы. Как бы понравилось Гражданину Маркизу это путешествие! Помню, что однажды к уроку испанского языка он велел нам выучить наизусть письмо, которое Христофор Колумб написал в 1492 году королю Фердинанду и королеве Изабелле:

Всевозможные пальмы разнообразной формы, самые высокие и прекрасные, какие я когда-либо встречал, и множество иных высоких и зеленых деревьев; птицы с разноцветным оперением и природная растительность придают этой стране, Ваши высочества, такую дивную красоту, что она превосходит все остальное по изяществу и привлекательности, как день превосходит ночь. Я настолько поражен этой великой красотой, что мне не хватает слов для ее описания.

Спокойное море сверкает, как россыпь алмазов. Десятки дельфинов окружают фрегат и сопровождают наше путешествие своими веселыми играми. Какие-то рыбы с серебряными крыльями и перламутровыми телами вылетают из воды и падают на палубу нашего корабля.

Олимпия внизу, в каюте, собирает вещи. Когда мы в Гаване сойдем с корабля, она поедет вместе с нами на восток, но не до Сантьяго, как мы. Она направится в Байямо вместе с молодым патриотом Карлосом Мануэлем де Сеспедесом: он возвращается из Испании навестить семью и пригласил Олимпию на свою ферму в Демахагуа. Их представил друг другу на причале в Нью-Йорке Пьер Донадье, который познакомился с молодым кубинцем в Испании и считает его способным на великие свершения в деле освобождения его родины. Олимпию захватили и потрясли слова Карлоса Мануэля, которые он повторяет при каждом удобном случае: «Товарищи, власть Испании одряхлела, ее сожрали черви, и если она до сих пор кажется нам великой и сильной, то только потому, что в течение трех веков мы смотрели на нее, стоя на коленях. Давайте выпрямимся в полный рост!»

Вероятно, наступило время и для женщин, с воодушевлением сказала мне Олимпия, больше не смотреть на мужчин стоя на коленях.

Тусси и Пьер Донадье стоят бок о бок у борта и разговаривают, наслаждаясь солнцем и игрой дельфинов. Оба обнажены по пояс. У каждого на плече клеймо с двумя буквами алфавита. Я подхожу на цыпочках и обвожу пальцем инициалы первого хозяина Тусси, выжженные на его коже: DL — Дешатр Лакруа. Вчера я видела, как Селин обводила пальцем клеймо TF — что означает «каторга» — на плече моей дорогой «обезьяны».

Я боялась, что обман месье Эдуара навсегда разобьет ей сердце, что ей суждена долгая одинокая жизнь. Но улыбка Пьера Донадье совершила чудо. Они поженятся, едва мы прибудем на Ямайку, и исполнится наконец мечта Адели нести шлейф свадебного платья.

Тусси и я… Мы знаем, что у нас впереди еще много времени, много встреч — много всего. Тусси должен найти свою семью, встретиться со своим народом. Кто знает, возможно, девушки с черной бархатной кожей будут нравиться ему больше меня. А мне нужно пройти через учебу в университете, через недоверие преподавателей и товарищей-студентов, чтобы стать одной из первых французских женщин-врачей. Я начну учиться на Ямайке, но постараюсь закончить обучение в Сорбонне, как хотел Гражданин Маркиз.

Мы знаем, что еще не пришло время строить планы. Но все, что нам довелось пережить вместе, чувства, связавшие нас накрепко, верность друг другу и смех — всего этого у нас никто уже не отнимет.

И если не я буду матерью его детей, они все равно всегда будут и моими детьми. И если у меня самой будут дети, кто бы ни стал их отцом, я знаю, что они всегда смогут рассчитывать на любовь и защиту Тусси — как Адель.

— Адель! — кричит мадам де Мерлен. — Видишь вон ту гору? Это Пан-де-Матансас. А та деревня — Пуэрто-Эскондидо. Скоро покажется Кастилло-де-ла-Фуэрса — и мы в Гаване. Добро пожаловать на Кубу, дитя мое.

Эта книга родилась из моих размышлений над великим произведением английской классической литературы — «Джейн Эйр» Шарлотты Бронте, опубликованным в 1847 году.

При написании этой книги было использовано много других романов и статей, часть из которых я читала раньше, а к некоторым обратилась, уже когда писала «Французскую няню», — в поиске сведений об истории и повседневной жизни тех лет, либо из желания узнать что-то новое, что диктовала мне сама книга.

Выражаю благодарность всем этим книгам и их авторам.

Перечислю самые важные, хотя их общее число таково, что я неминуемо что-то забуду; заранее прошу за это меня простить.

Первая и главная благодарность — всем произведениям Шарлотты Бронте, прежде всего романам «Джейн Эйр» и «Городок» (1853), в которых писательница высказывает осуждающее отношение к «фальшивому, легкомысленному и поверхностному» характеру француженок, а также к взрослым, которые чересчур умиляются детям. Питая слабость к детям и испытывая чувство восхищения характером и культурой французов, особенно XIX века, я попыталась ответить на это двойное осуждение.

Перестать видеть в «Джейн Эйр» «священную корову» мне очень помог потрясающий роман 1966 года на английском языке «Безбрежное Саргассово море», в котором креолка Джин Рис рассказывает о жизни и размышлениях сидящей в заточении безумной жены Рочестера из «Джейн Эйр». Примерно такой же подход использован и в романе Валери Мартин «Мэри Райли» (1990), где изложенная в 1886 году Р. Л. Стивенсоном «Странная история доктора Джекила и мистера Хайда» пересказана служанкой доктора Джекила.