Бьянка Питцорно - Французская няня

Мама, Софи грустит. Она ни с кем не может поговорить и is bored [27] Ей скучно (англ) . . Я сказала ей, чтобы она пошла поиграла с Бертой, я не буду ревновать. Но Софи мне ответила, что ее друга звали Пиполет и он давно исчез.

«А Берта должна оставаться здесь. Ее не отпускают, — объяснила я. — Поэтому она так хулиганит, чтобы сделать всем назло. А со мной она добра, и если ты к ней пойдешь, она будет добра с тобой». Но Софи не хочет туда идти.

Мама, выйди уже поскорее из тюрьмы, тогда мы вернемся в Париж и Софи перестанет cry [28] Плакать (англ) . .

Обнимает тебя крепко-крепко your [29] Твоя (англ) .

Дорогой мой воробушек,

меня очень расстроило твое письмо. Теперь мой черед уговаривать тебя потерпеть. Вот увидишь, гувернантке скоро наскучит целыми днями возиться с Аделью, и она будет держать ее у себя только во время занятий.

Возможно, ей просто одиноко в первые дни в этом темном мрачном доме, удаленном от всякого другого жилья.

Чтобы утешить и обнадежить тебя, скажу, что лечение доктора Манетта, похоже, работает: каждый день мадам Селин делает успехи. Теперь она уже замечает наше присутствие, хотя пока еще никого не узнает. Иногда она обращается к нам, думая, что мы ее сокамерницы в тюрьме Сен-Лазар, и страстно убеждает, что у нее нет с собой денег, умоляет, чтобы мы ее не били. Как грустно видеть ее в таком страхе, в таком унижении! Однако она разумно отвечает, когда мы ее спрашиваем, не голодна ли она, не помочь ли ей сесть, не хочет ли она послушать музыку. Олимпия пригласила скрипача, чтобы он сыграл ей арию из «Сильфиды». Мадам отбивала ритм рукой и шевелила ногами под одеялом. Доктор говорит, что и руки, и ноги у нее в полном порядке, так что, если она обретет рассудок и будет заниматься, то сможет вернуться и к танцам. Он продолжает ко всему сказанному добавлять «если», но кажется, что теперь он уже вполне верит в исцеление нашей больной.

Бывают, впрочем, и такие дни, когда она очень беспокойна, зовет маму, крестного и даже месье Эдуара. Обращается к Соланж, переживает, что у нее ушло молоко, а Адель не хочет пить козье.

Олимпия ходила поговорить с племянниками Гражданина Маркиза, попросить их забрать свои обвинения. Она показала им одно из писем дяди, свидетельствующее о его желании облагодетельствовать крестницу. Знаешь, что сделал младший из наследников, маркиз д’Арконвиль? Он вырвал письмо из ее руки и попытался уничтожить. К счастью, остальные два письма подшиты к делу, которое лежит у судьи.

Олимпия была в таком негодовании, что назвала маркиза бесчестным человеком и вызвала на дуэль. Он отказал ей, презрительно бросив: «Я не дерусь с женщинами!»

«Тогда будьте осторожнее, — ответила ему Олимпия, — потому что как только вы попадетесь мне без охраны, я проткну вас без предупреждения».

Она вернулась домой вне себя от ярости. Мадам Женевьева сказала: «Он бы не согласился на дуэль, даже будь ты мужчиной. Сулиньяки — не аристократы, а такие, как д’Арконвиль, не считают достойным скрестить свои шпаги с тем, кто недостаточно знатен. Они скорее прикажут своим слугам побить их палками».

«Тогда нужно устроить еще одну революцию! — закричала Олимпия в гневе. — Великую революцию, как в 1789 году. Повесить аристократов на фонарях, созвать Учредительное собрание и установить республику!» Казалось, что я снова слышу голос Гражданина Маркиза, Софи. Как же мне не хватает его горячности и в то же время рассудительности! Иногда я представляю себе, как бы он возмутился, если бы узнал, как обошлись с его крестницей и в каком она состоянии. К счастью, Олимпия и мадам Женевьева вылеплены из того же теста, что и крестный, они не пасуют перед препятствиями.

Надеюсь, что наши новости тебя приободрили, бедная моя Софи. Посоветовать же тебе могу только одно: пока мисс Джейн гуляет с Аделью, ступай в библиотеку и как следует запасись книгами. Впрочем, наверное, ты уже так и поступила. Обещаю тебе, что если у нас будут новости, я сообщу тебе о них, не дожидаясь твоего ответа.

Поцелуй от меня Адель. И от куклы Дагоберты тоже поцелуй ее. Скажи, что у Дагоберты все хорошо, хотя неправдой будет утверждать, что я сплю с нею в обнимку каждую ночь.

Обнимаю тебя крепко-крепко,

Дорогой Тусси,

ты не можешь себе представить, как меня утешают новости о том, что мадам Селин мало-помалу поправляется. Я всегда была твердо уверена, что она исцелится. Описываемые тобой знаки вселяют в меня надежду.

Когда ты подойдешь к ее кровати, погладишь или поцелуешь ее руку, вспомни обо мне. Как бы мне хотелось ее обнять! Но это невозможно. А как Деде тоскует без мамы!

Шепни мадам на ушко, что мы думаем о ней каждое мгновение нашей жизни, что мы ее очень любим. Не имеет значения, поймет ли тебя ее рассудок, но сердце поймет точно.

Передавай снова и снова привет и благодарность мадам Женевьеве и ее внучке. Скажи Олимпии, что, если она нанижет на свою шпагу, как перепелку на вертел, этого жестокосердого маркиза, весь Париж будет ей аплодировать. Скажи ей, что это он схватил Адель под мышки и выставил на тротуар, захлопнув перед нею двери дома, в котором она родилась и выросла.

Ох, Тусси, мы обе так скучаем по нашему дому! Я мечтаю быть с вами в Париже.

Что до гувернантки — ты был прав: Адель ей уже наскучила. Я слышала, как она жалуется миссис Фэйрфакс на то, как сложно обучать избалованную и капризную девчонку, живую, но поверхностную и не способную, как все французы, на глубокие чувства. Она благодарила Бога, что в Торнфильде нет чересчур снисходительной матери, которая могла бы вмешаться в ее воспитательные методы. Мне кажется, что такая предубежденная и лишенная какой бы то ни было нежности женщина должна прийтись по вкусу месье Эдуару, когда он вернется в поместье. Они еще не знакомы, а размышляют совершенно одинаково.

Когда Деде описывает мне эти «воспитательные методы», меня зло берет. Я спрашиваю себя: «Да эта старая дева вообще читала Руссо? Чего она хочет от нашей девочки? Английский — трудный язык, а Адель услышала его впервые всего несколько месяцев назад».

Мисс Джейн считает, что Адель должна правильно и бегло читать и писать по-английски, понимать математические задачи и выучивать наизусть списки английских королей… Но не проходит и пары часов занятий, как она теряет терпение и отправляет свою ученицу вон: «Ступай к Софи».

Я подозреваю, что Адель не всегда слушается ее приказаний и не идет напрямую в нашу комнату. Полагаю, что время от времени, устав от сидения на месте, она поднимается на третий этаж «поиграть с Бертой». Скорее всего, она там бегает и катается по скользкому полу, болтая с воображаемой подружкой. К счастью, Грейс Пул больше на нее не жаловалась. Более того, встречая Адель в холле или на лестнице, она улыбается ей и заговорщицки подмигивает — очень странная женщина.