Бьянка Питцорно - Французская няня

Мне так жаль, что все тяготы и расходы легли на Олимпию и мадам Женевьеву. Не переставай их неустанно благодарить и уверять в нашей вечной признательности!

Знай Адель, в каком состоянии ее мама, она бы тоже их благодарила. Но я, конечно, ничего ей не говорю. Бедная Деде, в некотором смысле она тоже узница. Вот уже несколько дней стоит такая ужасная погода, что мы не можем выйти на улицу, а миссис Фэйрфакс — не слишком веселая компания. Ее речи благоразумны, но так банальны! К тому же она убеждена, что Адели не следует сходиться с прислугой, а потому Деде запрещено переступать порог кухни, где Ли, Мэри или Джон могли бы рассказать ей какую-нибудь занятную историю.

Нам обеим уже так все наскучило, что мы почти с нетерпением ждем приезда гувернантки. Миссис Фэйрфакс говорила, что ее зовут Джейн Эйр и у нее отличные рекомендации. Она закончила ловудскую школу для дочерей священнослужителей. Ты ведь знаешь, Тусси, что англичане — протестанты и их священники могут жениться? Интересно, как должна выглядеть дочь священника? И сколько лет этой Джейн Эйр? Будем надеяться, что она не слишком стара и что характер у нее общительный.

Кстати, о слугах и гувернантках. Я нашла в библиотеке очень забавную книгу того же автора, который написал «Путешествия Гулливера». Должно быть, это запрещенная к прочтению книга, она стояла в закрытом на ключ шкафу. Впрочем, открыть его шпилькой не составило труда, и теперь я могу читать гораздо более интересные книги, чем те, что оставил в нашем распоряжении месье Эдуар. Эта книжка называется «Наставления слугам». Не думай, однако, что это учебное пособие по поведению для прислуги. Ничего подобного. Знал бы ты, Тусси, какие наставления дает слугам мистер Джонатан Свифт! Он утверждает, что все безобразия, которые слуги совершают исподтишка и пытаются скрыть, входят в круг их обязанностей, и они не должны упускать ни единой возможности их совершить. Например: всегда ставить самый ценный хрусталь поближе к краю стола, чтобы он упал и разбился; не опорожнять ночные горшки, пока они не будут полны до краев; выливать их из окна, чтобы не терять время на дорогу от господских покоев до выгребных ям на дворе. Похоже на рассказы Адели о проделках ее подруги Берты.

Крестный объяснял нам, что, когда, вместо того чтобы смеяться, автор пишет со всей возможной серьезностью, это называется «парадоксом», но таких забавных парадоксов я прежде не встречала. Мистеру Свифту следовало бы написать что-нибудь и для нянь, таких как я, которые не говорят по-английски, — тогда я бы поняла, как отвечать миссис Фэйрфакс, устроившей мне вчера разнос из-за того, что я отпустила Адель гулять в одиночку по третьему этажу.

Деде не первый раз там играет, не понимаю, что в этом плохого. Она ничего не сломала, нигде не наследила, ничего не разбросала. Еще на бульваре Капуцинов, помнишь, ее можно было оставить играть одну в гостиной, и все было в порядке. К тому же, поднимаясь и спускаясь по лестнице, она хотя бы может размять ноги. Шестилетняя девочка не должна целый день сидеть неподвижно с прямой спиной, как желала бы миссис Фэйрфакс. Мне вон уже почти пятнадцать, а у меня ноги немеют и гудит в голове, когда я долго сижу за книгой или за штопкой.

Да даже если бы Адель и пошумела немного на третьем этаже, кого она этим побеспокоит? В комнатах третьего этажа нет никого, кроме швеи, которая предпочитает сидеть одна, вместо того чтобы спуститься на кухню и поболтать с остальными слугами. «Может, это Грейс Пул пожаловалась?» — думала я, пока миссис Фэйрфакс, красная как рак, кричала, чтобы я ни на секунду глаз не спускала с Адели. Я, естественно, делала вид, что ничего не понимаю, и смотрела на нее с самым тупым выражением лица. Тогда мадам попросила Деде перевести мне ее слова. Было довольно смешно слушать, как малютка выговаривает няне за то, что та отпустила ее поиграть. Я ответила, что если Адель шумела на третьем этаже, то я могу проводить ее к швее, чтобы она попросила прощения. Но тут миссис Фэйрфакс разволновалась еще сильнее и начала вопить не своим голосом: «Нет! Нет! Ни в коем случае! Это опасно! Запрещаю вам!»

Это не могло не вызвать моего любопытства, Тусси. Почему попросить прощения у швеи — опасно? Я видела много раз, как Грейс Пул спускается на кухню и поднимается обратно, унося наверх поднос с ужином. Она показалась мне довольно молчаливой, но вполне разумной.

Поэтому, накрыв чай для Деде и миссис Фэйрфакс и убедившись, что раньше чем через полчаса они не выйдут из гостиной, я взяла свечу и двинулась вверх по лестнице. Я еще никогда не бывала на третьем этаже после заката. Камины там не топились уже много лет, воздух был так холоден и влажен, что Кэтрин Морланд сразу пришли бы на ум мрачные гулкие подземелья. Надо сказать, мне тоже было не по себе. Коридор там узкий, с низким потолком, с окошком в конце и двумя рядами темных дверей. Миссис Фэйрфакс говорит, что двери эти запретны и опасны, как в замке Синей бороды. Но твоя подруга Софи — девочка очень храбрая! Я набрала в грудь побольше воздуха и решительно шагнула к двери, из которой однажды — я это видела — выходила Грейс Пул. Ошибиться было невозможно: перед этой дверью стоял поднос с остатками ужина.

А теперь самое замечательное! Ты будешь смеяться надо мной, Тусси. А уж как развеселятся мадам Селин и Олимпия, когда я им об этом расскажу…

Я уже было постучала в эту дверь, когда услышала то, что Кэтрин Морланд назвала бы «леденящим кровь» звуком. Он был ужасен: что-то среднее между смехом и иканием, а в конце — глубокий вздох. Должна признаться, я вся покрылась гусиной кожей, и первым моим желанием было пуститься наутек. Но я сумела призвать на помощь рациональное мышление, подождала, пока сердце перестанет биться с такой частотой, и постучала. Внутри послышался какой-то грохот; пока Грейс Пул с предосторожностями приоткрыла дверь, я успела досчитать в уме до тридцати семи. «Чего тебе?» — спросила она как-то невнятно. И что мне было делать? Я совершенно не была готова к тому, что она заговорит, и ничего не придумала на этот случай. Я же нянька-иностранка, не понимаю по-английски, и вопрос ее тоже понять не могу. Поэтому я с тем же идиотским выражением на лице сделала реверанс и выпалила по-французски: «Я пришла попросить прощения, если вверенный моему попечению ребенок нарушил ваш покой».

«Прочь с дороги!» — грубо ответила швея. Одновременно со словами из ее рта вырвался отчетливый запах перегара. Тусси, ты не поверишь! Она была так пьяна, что едва держалась на ногах и опиралась о дверной косяк. Вот и вся тайна! Вот откуда странные звуки и грохот перед тем, как открылась дверь. Она же не знала, что это я, и бросилась прятать бутылку. Должна тебе сказать, мне стало жаль бедняжку. Пьяницы мне никогда не нравились, но одно дело — напиваться в веселой компании, как, бывало, делал Жан-Батист в свободный от работы вечер, а другое дело — в полном одиночестве. Помнишь, как нам всегда говорил Гражданин Маркиз? «Если уж пить, то пусть это будет бургундское, или сент-эмильон хорошего года, ну или шабли. А если шампанское, то только ангулемское».