Григорий Вермишев - Амирспасалар. Книга II

— Ваше святейшество имеет в виду дожа Энрико Дандоло? — осторожно переспросил Бенедикт.

— Да, его самого. И еще прошу вас, кардинал, каждый месяц двукратно сообщать мне о проделанном.

Благословляющим жестом вскинув руку, папа закрыл заседание курии.

К концу XII столетия никто из разумных политиков Европы не сомневался, что крестовые походы — дело безнадежное. Три большие военные экспедиции для освобождения «Гроба Господнего» поглотили до миллиона крестоносцев, что было весьма чувствительной потерей для немноголюдной Европы. Но Иерусалим по-прежнему оставался в мусульманских руках, сарацины смеялись над христовым воинством, бесславно погибавшим в знойных сирийских песках и в горных теснинах Тавра. Тогда у европейских политических мыслителей возникла новая идея: в неудачах крестовых походов повинна-де коварная Византия! Вероломные греки, утверждали при европейских дворах, организуют засады крестоносцам, заключают тайные союзы с мусульманами и подстрекают их к действиям против латинских княжеств на Ближнем Востоке. Эта неверная мысль не замедлила принести свои пагубные плоды…

В Тбилиси уже знали о воинственных намерениях европейских держав. Ясности в сообщениях приезжих купцов, однако, не было. К середине 1202 года стало известно, что в Венеции появились отряды крестоносцев. Было весьма важно знать направление их будущих боевых действий, ибо борьба мусульманских войск с крестоносцами имела немаловажное значение для Кавказа.

Летом 1202 года сисский купец Гарегин Хетумян получил распоряжение покончить с делами в Киликии и немедленно выехать в Рим. Посланец из Ани доставил небольшой груз драгоценной пурпурной краски, которой издревле славилась Армения, и на словах предупредил Хетумяна нигде прочно не обосновываться, так как ожидаются большие события и ему придется часто переезжать с места на место. Таков приказ шаханшаха Закарэ.

Давно служил Гарегин Хетумян тайным лазутчиком у анийских правителей — еще с того времени, когда Заал Саварсалидзе, выпестовавший не одного ловкого проведчика, отрекомендовал юношу парону Саргису как своего наилучшего выученика. Снабдив денежными средствами, Гарегина переправили тогда в Сис, столицу Киликии. Там Хетумян осел и открыл небольшой фундук.

В торговых делах Хетумян преуспел. Фундук приносил приличный доход, и его умелый хозяин, с приятным открытым лицом и смелыми манерами, был охотно принимаем в лучших домах Сиса и даже бывал во дворце царей. Обширное знакомство среди итальянских, армянских, арабских и византийских купцов, имевших многочисленные торговые заведения в городах приморской Киликии, помогало Хетумяну получать ценные сведения обо всех интересующих его делах и на Востоке и на Западе. Одним из первых донесений молодого Хетумяна было сообщение о взятии Иерусалима султаном Салах-ад-дином. С тех пор утекло много воды. Из стройного юноши Гарегин превратился в степенного купца с волнистой черной бородой и полным станом, туго обтянутым богатым франгским кафтаном. Он так и не женился…

Распродав товары со складов и получив от сисских купцов долги, Хетумян с грустью попрощался с друзьями, отстоял напутственный молебен в соборе и с грузом драгоценной пурпурной краски отбыл в гавань Айас. Там он сел на венецианскую галеру и в компании нескольких ломбардских банкиров и купцов из Генуи поплыл к берегам Италии. На Кипре корабль принял новый груз и с ним толстого монаха с маленькими, шмыгающими по сторонам глазками. Он вез, как охотно поведал путешественникам, священные реликвии. В их числе имелась яма, в которую был врыт крест Иисуса Христа при его распятии; хвост святого осла, везшего Спасителя при входе в Иерусалим; окно, через которое влетел к Деве Марии в Благовещение Архангел Гавриил; большой сосуд египетской тьмы; несколько коробов со вздохами Христа на горе Гефсиманской и еще ряд ценнейших реликвий, о которых монах говорил на ухо лишь достойнейшим слушателям. К реликвиям относились плоть Христа и пара бутылок молока Богородицы, которых не приобрести и на вес золота… Монах хвастливо добавлял, что если за мощи святого Марка некогда было уплачено Венецией сто тысяч дукатов, то у него в трюме лежит святынь на не меньшую сумму. Слушатели набожно закатывали глаза к небу, слушая россказни монаха, и верили всему. От Кипра галера приплыла на благоухающий остров Корфу, а оттуда через Мессинский пролив вступила в Тирренское море и пошла вдоль берегов Италии.

Корабль медленно продвигался по лазурному морю под мерный плеск весел и звон бронзовых дисков шкипера, управляющего гребцами. За ним следовали дельфины, ныряя в осыпанных солнечными блестками голубых волнах. Благополучно достигнув гавани Остии, Хетумян по вымощенной каменными плитами древней Остиевой дороге въехал в Рим.

Немало путешествовал на своем веку Хетумян, побывал во многих городах Востока — и в царственном Константинополе, и в прекрасных Афинах, и в многолюдной Александрии. Вечный город, однако, его поразил. На дальних подступах к столице за сотни стадий путника ошеломили могучие акведуки времен цезарей, имевшие одну, две и даже три аркады при пересечении оврагов и долин. Прямые, как стрелы, они вступали в город, неся высоко над домами облицованные камнем каналы, доставлявшие в римские водоемы и термы прохладную воду горных источников. Вскоре показался величественный купол Пантеона — наибольшего во вселенной. Далее Хетумян увидел развалины терм Каракаллы, где могли мыться сразу две тысячи человек, и залитый лучами солнца гигантский Колизей. Его огромные каменные блоки только начинали растаскивать строители дворцов для римской знати. Кое-где еще виднелись на темном фоне арок остатки беломраморных статуй. Он ехал по берегу Тибра, мимо замка Сан-Анжело, на башне которого стояла бронзовая крылатая фигура ангела, вкладывавшего меч в ножны. Внимание Хетумяна привлекли и большие, облицованные серым тесаным камнем строения — палаццо знатных родов. С толстыми решетками на окнах, они выглядели подлинными крепостями.

Изредка раскрывались большие ворота, и на улицу выезжали всадники в бархатных и шелковых одеяниях, сопровождаемые вооруженной охраной.

Хетумян следовал на прекрасном берберийском скакуне. Двое погонщиков усердно подхлестывали мулов. Знаменитые римские куртизанки, спешившие поутру в бани, слали статному всаднику многообещающие улыбки, а старые сводни уже протягивали ему каталоги прекраснейших особ, где подробно указывались личные качества, адреса и цена благосклонности. Приезжего удивило и необычайное множество на улицах духовных лиц в самых разнообразных одеяниях, от входящих в моду грубых ряс нищенствующих монахов до фиолетовых чулок расфранченных молодых монсеньоров, багряных мантий и красных бахромчатых шляп кардиналов, с надменным видом следующих на крупных мулах с серебряной сбруей.