Александр Долгов - Спасти Цоя [litres]

Шульцу было не лучше. Его, видать, до сих пор мутило. Казалось, вот-вот стошнит. На лице ни кровинки – застывшая белая маска и остекленевшие глаза в красных прожилках, сверлящие асфальт немигающим взглядом. Впрочем, нет, справедливости ради, надо заметить, что вокруг нас лежал вовсе не асфальт и не допотопная брусчатка из круглых булыжников, столь характерная для кривых узких улочек Вецриги, которая кое-где еще встречается, а примитивные бетонные плиты – местечко, в котором мы окопались, было вполне современное. Я кинул взгляд в сторону друга – да-а, видок неважнецкий, его продолжало мутить… Вспомнив о том, как при нашем знакомстве он испоганил рвотой мои кроссовки и джинсы, я предусмотрительно пересел на другой стул – подальше от непутевого товарища, решив малость подстраховаться, как говорится, береженого Бог бережет, если уместно здесь помянуть эту затертую поговорку.

В голове просто не укладывалось то, что нам пришлось пережить несколько часов назад: перед глазами еще стояла жуткая картина столкновения автобуса и машины, а в ушах звучали отголоски адского грохота… Да, такое увидишь – точно никогда не забудешь!.. А вокруг нас ни одна живая душа даже не догадывалась ни о чем таком… Да что там «Птичник»! – бьюсь об заклад, весь город пока пребывал в полном неведении о трагедии, случившейся под Ригой. Как известно, ситуация кардинально изменится только на следующие сутки, когда вечером 16 августа в эфир выйдет информационная программа «Время»… Точно обухом по голове стукнет советских обывателей ошеломляющим известием – от услышанного они потеряют дар речи и замрут перед экранами своих телевизоров. Ленинград буквально встанет на уши, нескончаемые толпы людей понесут цветы на улицу Рубинштейна в питерский рок-клуб. Среди фанатов Цоя, не пожелавших расставаться со своим кумиром, по всему Союзу прокатится волна самоубийств. Как странно, как странно все это… Ведь в другое – уже мое время – подобные жуткие новости становятся известны чуть ли не через пару минут после того, как произойдут благодаря современным средствам коммуникации, а тут – полное безмолвие. Полное безмолвие и покой.

Я пил маленькими глотками кофе, маленький двойной без сахара, что принято сегодня называть «эспрессо», с опаской посматривая в сторону Шульца, и на чем свет клеймил себя позором за то, что так безрассудно ввязался во всю эту историю, пусть и из благих намерений – что ж с того? Однако перекроить ситуацию не вышло, а вот человека невинного, считай, из-за тех самых неразумных действий, угробил. Я про Шульца, конечно, талдычу – не того оболтуса, что передо мной сидит, а старого Шульца, Илью Даниловича Шпилькина, сбитого автомашиной в двух шагах от его дома. И что с этим делать?.. Как мне предупредить его о грядущей опасности?.. И сколько ему ждать этой опасности? Шестнадцать лет или все тридцать два? – И как это сосчитать? Вот, к примеру, сколько мы с Шульцем вместе куролесим? Такое чувство, что не более суток, а на самом деле, если сложить воедино все те часы, что мы с ним в спарринге отпахали, получится почти трое. И я подумал: ни хрена себе! Трех суток не прошло, а уже два трупа!

– Чувак, какие трупы? – среди бесчисленных вопросов, копошившихся в моей несчастной голове, словно надоедливые насекомые, неожиданно прорезался вопрос Шульца, голос у него еще тот был – глухой, будто звучащий из-под могильной плиты.

У меня от удивления отвисла челюсть. Не зная, что сказать, только резко взмахнул рукой, и безмятежно ворковавшие подо мной голуби с перепугу взметнулись вверх, а с ними, повинуясь инстинкту самосохранения, вспорхнули и остальные птицы. Движение воздуха от добрых десятков хлопающих крыльев оказалось столь сильным, что взъерошило длинноволосую шевелюру Шульца, на что он не обратил никакого внимания.

– Ты только что про них сказал, про эти трупы, – продолжил Шульц, – ладно, с первым мне все ясно, а кто второй-то?

Выходит, я уже стал излагать мысли вслух – может, от пережитого я понемногу схожу с ума? Видимо, так, и первая стадия помешательства мной пройдена успешно. А Шульц – молодец, вроде как оклемался и совсем раздумал блевать. Что ж, это даже к лучшему, скажу ему обо всем прямо сейчас, чего тянуть кота за хвост?

И я честно поведал, как стал очевидцем его смерти в двадцать первом столетии.

Шульц выслушал с непроницаемым лицом, потом деловито осведомился:

– И когда же это случится?

– В день, когда я приеду в Ригу.

– Точную дату назови.

Я сказал. Он что-то подсчитал в уме, закатив глаза, а потом выдал:

– Мне ж тогда уже пятьдесят стукнет, – он сделал гримасу, точно от острой зубной боли. – Хочу тебя успокоить, чувак, до этого прискорбного события, надеюсь, не дожить.

– Что ты имеешь в виду, Шульц? – не понял я.

– Поясняю для идиотов: мужчина старше тридцати лет для меня – ветхий старик, очень надеюсь, до этого дряхлого возраста я не доживу – предпочитаю умереть молодым, как настоящий герой рок-н-ролла.

И тут я решил малость подшутить, сыграв на его известных чувствах к группе ELP:

– Шульц, а как же посылка от Эмерсона, которую ты получишь осенью 2006 года? Наверняка там для тебя будет что-то необычное и приятное… Что, скажешь, я зря попросил маэстро об этой услуге?

Шульц остолбенел – так и застыл с чашкой дымящегося кофе в руке – мой провокационный вопрос ломал на корню всю его бредовую философию, на лице его отразилась борьба противоречий между прежней установкой и моими соблазнительными доводами. Наконец, он поставил чашку на стол, поморщился и уверенным тоном сказал:

– Чувак, ради такого стоит дожить и до пятидесяти!

Я вздохнул с облегчением, значит, есть еще шанс наставить моего товарища на путь истинный, просто нужно найти подходящий момент, чтобы разобраться во всех нюансах – и тогда Шульц будет спасен! Обсуждение же этого животрепещущего вопроса я решил отложить на ближайшее будущее, поэтому и расставаться с ним не имело смысла, да уж и привык к нему.

Голубиная стая тем временем, сделав над «Птичником» пару-тройку кругов, вновь приземлилась на приваженном месте.

– Кстати, чувак, – спросил Шульц, безрезультатно шаря по карманам в поисках «долгоиграющей шкатулки» – а где мой… черт его дери… э-э-э… ну как там его?

– Плеер, что ли?

– Во-во, плеер!

– Там же, где и мой…

– Не понял – где это?

– Где надо, Шульц. Закопал в дюнах… ночью, когда ты пребывал в полной отключке, вылакав всю водяру, короче, избавился, так сказать, от греха подальше… надеюсь, мотивы моих действий тебе понятны?

– Понятны-понятны, – недовольно буркнул мой товарищ, думаю, навеки попрощавшись с техническим новшеством XXI века, ну, не на век, конечно, на три десятка лет – как пить дать.