Александр Долгов - Спасти Цоя [litres]

Мы было собрались идти к саду Верманес, чтобы там немного прогуляться, но потом передумали и вернулись назад. Уже подходя к бульвару Адольфа Гитлера мы услышали суматошные детские крики, доносившиеся из-за угла: «Мумия!.. мумия!.. мумия!..» Потом увидели бегущую оттуда ватагу возбужденных мальчишек, вывернувших на улицу Элизабетес прямо навстречу нам – они вдруг остановились у перекрестка и весело подпрыгивая, продолжали громко вызывать «мумифицированного мертвяка». Он не замедлил появиться под неуемный вой полицейских сирен – мимо нас на приличной скорости по направлению к памятнику епископа Альберта пронеслась кавалькада черных «мерседесов» с полоскавшимися на ветру нацистскими флажками. По-видимому, у фюрера завершилась громкая презентация двухтомника.

Нас, кстати, перестало раздражать обилие знамен с паукастой свастикой. Можно сказать, что мы их уже в упор не замечали – человек ко всему привыкает. И достаточно быстро. Вдруг мой приятель остановился и, задрав голову, стал рассматривать верхушку железобетонной высотки, стоявшей прямо перед нами, на крыше которой алела вывеска на немецком «Гостиница Ливония».

– Невероятно! – воскликнул Шульц.

– Что именно? – с кой-каким испугом спросил я.

– Да эта гостиница! В моем времени – ее уже три года строят, никак достроить не могут, – посетовал Шульц по поводу известного рижского долгостроя советского времени, – а здесь стоит готовенькая и, судя по всему, уже давно функционирует… во немцы – дают!

Пока он рассматривал здание, я вспомнил, что видел эту гостиницу, но под именем «Латвия», стоявшую метрах в трехстах от Памятника Свободы, когда дожидался профессора Шпилькина у ленты Мебиуса. И тут же память преподнесла информацию, попавшую на глаза в интернете, когда я собирался в Ригу и по-быстрому знакомился с городом. Я немедля озвучил свои познания приятелю – не все же ему читать лекции по истории!

– После того, как целый квартал деревянных домов снесли, начали строить здание в 69-м, на твоих глазах все происходило, коробку построили полностью году в 72-м, – а про то, что в строй гостиницу ввели только в конце 70-х, ты наверняка не в курсе, там были какие-то проблемы с устойчивостью, вроде бы заливали бетон в основание…

Шульц не дал мне закончить эту тираду, рассмеявшись прямо в лицо:

– И он еще будет мне рассказывать, как снесли деревянный квартал!.. Да если хочешь знать, меня мама туда водила с трех лет, там самый вкусный молочный коктейль подавали – во всей Риге днем с огнем такого было не сыскать!

Что правда, то правда – об этом мне еще родители говаривали, не один раз вспоминая чудесный отдых на рижском взморье, уютные рижские кафе и в том числе неповторимые на вкус рижские молочные коктейли.

– А знаешь, что, чувак, давай поднимемся наверх, – предложил Шульц, зачарованно глядя ввысь. – Двадцать один этаж – это что-то! – ох и красивый, наверное, оттуда вид на старую Ригу и Даугаву… я так мечтал об этом!

Сказано – сделано, и через две минуты мы уже были в холле гостиницы, привычно сунули несколько марок в руку фасонистому швейцару-латышу, и вопросов к нам больше никаких не последовало. Поднялись на лифте на последний этаж. Вид был и вправду завораживающий. На город уже начали надвигаться сумерки, яркое закатное солнце слепило глаза, неповторимо окрашивая в багряный цвет причудливые облака. Тут Шульцу совсем не к месту приспичило в туалет, он отправился на его поиски, а я остался один, еще немного полюбовался волшебным видом, потом забеспокоился: уж очень надолго Шульц запропастился. Я начал не на шутку нервничать и пошел к лифту. Уже спускаясь вниз, почему-то внезапно решил вернуться, нажал на кнопку – тут я совсем распсиховался, вышел из кабины непонятно на каком этаже, прошелся неизвестно зачем по коридору… вернулся назад… снова вызвал лифт… он, как мне показалось, долго не приходил… наконец… дверь открылась, и тогда я их увидел… всех четверых!

АГНЕТА… БЬОРН… БЕННИ… АННИ-ФРИД…

ABBA… Невероятно! Вся четверка полным составом, облаченная во все молочное, точно проповедники из секты белого братства. Резким диссонансом в море лилейного цвета выступала лишь черная кожаная жилетка на бородатом Бенни Андерсоне.

От неожиданной встречи я просто окаменел. Но, слава Богу, хватило решимости войти в лифт. Надо же, как хорошо встали – парни по левую, девушки – по правую сторону, молча подпирая полированные стены кабины, я – между ними, и в большом зеркале лифта – эпохальная (для меня) картина. Смотрел и не верил своим глазам: я и ABBA!

Они были одни. Совершенно одни, понимаете?.. Без всякого телохранителя или продувного тур-менеджера. И даже без именитого директора, который, как известно, кроме выполнения прямых служебных обязанностей еще и сочинял тексты песен для группы. Я, конечно, про Стига Андерсона говорю. Нет, он не родственник Бенни, просто однофамилец. Андерсон, к слову сказать, одна из самых распространенных фамилий в Швеции. Позднее я его тоже увижу, но не буду обгонять события – обо всем по порядку.

– Гутен таг, – с глуповатой улыбочкой произнес я. Вообще-то правильней было бы сказать «гутен абенд» – дело-то к вечеру двигалось, но, как вы понимаете, я совершенно растерялся.

Мне вежливо ответили тоже по-немецки. От шока и волнения в памяти тут же всплыла дурацкая кричалка из детства «гутен морген гутен так, бьют по морде бьют и так». Бить меня, конечно, никто не собирался, но эта мысль меня так развеселила, и я истерически рассмеялся – нервишки сдали… Думаю, что у меня был весьма и весьма идиотский вид, и это еще мягко сказано, и, пожалуй, мой дурацкий смешок показался окружающим чересчур затяжным – четыре пары глаз стали в недоумении переглядываться.

Лифт уже двигался вниз, когда до меня наконец-то дошло, что это не сон и не глюки, а происходит наяву. Очухавшись я вытащил из кармана джинсов мятый листок и огрызок карандаша, мгновенно набросал еще не рожденный на свет логотип группы ABBA, где вторая буква зеркально перевернута, и показал его добродушно улыбающемуся в кудрявую бороду Бенни Андерсону, он стоял ближе всех:

– Вам не приходила в голову подобная идея? – спросил я по-немецки.

Бенни, едва взглянув на бумажку, издал возглас изумления, остальные, заинтригованные столь неординарной реакцией, стали тоже заглядывать, и вскоре бумажка пошла гулять по рукам.

– Вы дизайнер? – с интересом спросил Бенни.

– Нет, – ответил я, осмелев от внимания к своей персоне, – не дизайнер, а музыкальный журналист, и хочу взять у группы интервью!

– Ого! – восхитился Бенни.

Представившись, я сказал, что хотел бы побеседовать об их творчестве, которое, как и всех, меня не оставляет равнодушным, даже успел обмолвиться о маме, которая была без ума от их музыки, знала назубок все их песни, часто напевала, чтобы поднять настроение. Как я мог не вспомнить маму в эту историческую минуту?