Александр Долгов - Спасти Цоя [litres]

Выпуск завершали два сюжета, связанные тематически и снятые в манере «два мира – две цивилизации». Они противопоставляли культурную жизнь в разных уголках Германского рейха, наглядно демонстрируя зрителю, где настоящее искусство, а где вырождающееся. Особенно любопытен был предпоследний ролик – по мне так просто бомба! – снятый где-то в Поволжье, заселенной сплошь и рядом переселенцами из Англии. В бывшем обшарпанном советском доме культуры по выходным проходили танцевальные вечера для английской молодежи. Сюжет, смонтированный чуть ли не в темпе ускоренной перемотки, все же позволял глазам выхватить из череды быстро сменяющихся кадров самое интересное: как на сцене бесновалась четверка агрессивных молодых музыкантов с всклокоченными шевелюрами, зло и беспощадно терзая гитары, вне всяких сомнений – самопальные, на фабричные денег у ребят явно не было, исполняли что-то совсем невообразимое – этакую протопанковскую «Анархию в… Третьем рейхе». А публика… – да какая! – под стать тем, что на сцене – ершистые короткие прически, малиновые волосы, густой макияж на лицах, булавки в ушах и чернильные пятна на щеках… Неистово подпрыгивая вверх, толкаясь и падая, молодая неотесанная публика танцевала… ПОГО! Так вот, значит, где всплыли в конце концов неистовые британские панки – на волжских берегах! И кто бы мог подумать – на целых два года раньше срока!

Завершающий сюжет, как антитеза предыдущему, рассказывал о торжестве немецкого оперного искусства (чуть не сказал – духа, немецкого духа) и восстановлении на сцене Рижского театра оперы Вагнера «Летучий Голландец». Художественный руководитель – дородная импозантная дама, в прошлом примадонна и обладательница меццо-сопрано, давала комментарий по поводу надвигающейся премьеры, отметив, что спектакль занимает особое место в их репертуаре, поскольку опера напрямую связана с Ригой. Как утверждают, знатоки и биографы Рихарда Вагнера, именно впечатления от бури, настигшей парусник, на котором летом 1839 года 26-летний капельмейстер рижского городского театра, спасаясь от кредиторов, отплыл из Риги, явился импульсом к созданию оперы. Второй нюанс – воссозданный спектакль подготовлен специально к приезду Адольфа Гитлера в Ригу, что делает честь театру и всему коллективу, и прочие дежурные словеса в адрес партийных бонз… В момент упоминания фюрера в зале вновь раздались смешки, после чего последовали аплодисменты – терпение зрителей иссякло, они заждались большого кино.

«Трое на снегу» оказался веселым, беззаботным фильмом – этакая «Золушка» наоборот, в том смысле, что в качестве «Золушки» выступает молодой автомеханик с голубыми глазами, а в роли «принца»… впрочем, не буду пересказывать сюжет, кому интересно, пусть сам посмотрит. Но что самое невероятное – я даже не понимаю, как подобное кино сняли в тоталитарном Третьем рейхе? В фильме ни разу за все полтора часа на экране не промелькнул ни один из нацистских символов, даже отдаленно, к примеру, на кокарде фуражки какого-нибудь госслужащего или военного – ничего. Такое чувство, что картина снималась не в родных для нацистов германских Альпах, а где-то в исконно нейтральных швейцарских – где тут нацистская цензура, где Министерство пропаганды Третьего рейха? – совсем нюх потеряли что ли? Еще раз повторюсь, что у меня нет никакого желания пересказывать сюжет, только скажу о главном отличии между фильмами, условно говоря, «альтернативным» и «реальным». Это довольно забавно: охранителем главного героя Отто Тоблера, владельца «заводов, пароходов и…» – сноровистого дельца и завзятого авантюриста – в реальном варианте был негр – профессиональный боксер, оставивший ринг ради контракта с Тоблером, а в альтернативном – японец-каратист. Добавлю, что я пересмотрел фильм «Трое на снегу», вернувшись домой после калейдоскопа невероятных и опасных приключений… Пересмотрел не сразу, поскольку прибыл ОТТУДА в весьма разобранном состоянии, благо, что вообще остался живой, если б вышло по-другому, то я сейчас не вел бы этот разговор. Так вот, однажды, когда пришел в норму и на меня наплыло соответствующее настроение, я разыскал фильм на одной из полок дядюшкиной домашней фильмотеки, но прежде чем заправить диск в чрево плеера, прочитал аннотацию и опять подивился синхроничному совпадению: режиссером картины был Альфред Форер, тот самый, который девятью годами ранее снял фильм «Верная Рука – друг индейцев», оставивший яркие детские впечатления у Шульца – он и не подозревал о том, что это работы одного и того же режиссера. Вестерн, к слову сказать, так же находился в коллекции дядюшки… А «Трое на снегу» я тогда пересмотрел буквально со слезами на глазах – а как иначе? – после всего пережитого и после произошедшего с Шульцем…

Не могу не упомянуть еще об одном совпадении. Тоже синхроничном. Прямо-таки сериальном… Придется все же немного раскрыть сюжетные перипетии фильма о приключениях Отто Тоблера в альпийском отеле «Хохтигуль». Чтобы исключить излишнее внимание администрации гостиницы к своей персоне, он отправляется на отдых инкогнито – под личиной бедного парикмахера… Шульце. Да, согласен, фамилия чуть-чуть другая, но, безусловно, созвучная, я, помнится, изумился двойному совпадению за столь короткий промежуток времени – Шульц в квартире, а Шульце – в кинокартине.

Вдоволь насмеявшись, мы вышли на улицу после сеанса, и я, помнится, спросил у Шульца, откуда пошло его прозвище. Оказалось, что в детстве, как и многие советские мальчишки, он взахлеб зачитывался книжками про индейцев, а в фаворитах у него значился не Майн Рид или Фенимор Купер, а совсем другой западный писатель – Джеймс Шульц, прославившийся тем, что суровую северо-американскую индейскую жизнь знал не понаслышке – в молодости он много лет провел в вигвамах индейского племени. Вместе с черноногими охотился на бизонов и даже не на жизнь, а на смерть сражался с их заклятыми врагами – индейцами из племени кроу, его жена была индианкой, и сам он стал индейцем – хоть и не по крови, а по духу – это уж точно! Обо всем автор впоследствии достоверно написал в своей замечательной прозе. Томик из серии «Библиотека приключений» «Ошибка Одинокого Бизона», подаренный матерью за успешное окончание четвертого класса, стал первой книгой Шульца, прочитанной Илюшей Шпилькиным. Сборник повестей, написанных от первого лица, захватил его с первых строк, малец ее «проглотил» за два дня, читал и перечитывал, не расставаясь с книгой до конца лета, изучая индейские быт и нравы… В школе, само собой, прожужжал уши одноклассникам – все Шульц да Шульц, абсолютно неведомый его сверстникам, вот и стали называть мальчишку чудным прозвищем.