Александр Долгов - Спасти Цоя [litres]

Для понимания, что так торопило Генриха в дорогу, надо иметь ввиду, что он из-за неотложных дел в Риге (сначала сопровождал легата в поездке по ливонским областям, потом сочинял «Хронику») уже почти год не появлялся у себя в приходе, не исповедовал своих прихожан, что, безусловно, противоречило канонам церкви. Помнится, во время торжественного собора Вильгельм Моденский как раз и обратил особое внимание на недопустимость подобного. Он заявил, что любой христианин, не исповедавшийся в течение года, должен быть немедленно отлучен от церкви со всеми вытекающими последствиями, то есть, попросту говоря, стать изгоем общества.

Известие о том, что придется временно покинуть Ригу, само собой, меня расстроило. Наверное, не было ни одного дня, чтобы я не думал об Ольге. Странное дело – я ведь совершенно не знал девушку, не был знаком, даже никогда не говорил, видел только один раз, и то мельком, да еще в придачу предстал в таком комично-неприглядном виде, однако ж «Златовласка» не шла у меня из головы, я только о ней и думал, и мне не нужна была никакая другая девушка. Что же меня так влекло к ней? Отвечу вопросом на вопрос: разве можно понять, почему влюбился? Я продолжал наведываться в русскую слободку в надежде вновь встретить ее. Что-то мне внутри подсказывало: я ее непременно увижу снова… мы познакомимся… подружимся, а дальше… дальше пускай будет, что будет.

И вот в один из майских вечеров, уже по летнему теплых, я вновь оказался на знакомой улочке и с замиранием сердца обнаружил, что на двери «медвежьего» дома отсутствует замок – неужели вернулась?.. Я прогуливался вдоль дома взад и вперед, но особых признаков жизни не обнаружил, все окна были плотно затворены, лишь в окне второго этажа – том самом, в котором я и увидел «Златовласку» впервые, – мелькнула чья-то быстрая тень… Мелькнула и пропала… Может, мне показалось, что вовсе не удивительно, учитывая мое взвинченное состояние.

Новость о возвращении хозяев в дом с красным медведем, принесла, само собой, бессонную ночь – я так и не сомкнул глаз до утра, предвкушая встречу с моей «Златовлаской». Что уж говорить о том, что на следующий день при первом же удобном случае я вновь помчался на Русскую улицу, и на этот раз мне улыбнулась фортуна. Не успел я пройти разок мимо ее дома, как распахнулись створки, и в проеме окна я увидел Ольгу. Лицо ее было на удивление серьезным, в глазах ни смешинки. Невероятно, но я тут же понял – она меня ожидала! Потому что поманила меня рукой, и, когда я оказался прямо под ее окном, быстро проговорила заговорщическим шепотом:

– Завтра в полдень у городских ворот. Ни слова больше!

Не дожидаясь моего ответа, она захлопнула окно и пропала в глубине дома. Я остолбенел, пытаясь осознать, что же произошло, похоже, что мой монашеский облик ее совершенно не смутил… Размышления прервали вновь хлопнувшие створки окна. От неожиданности я вздрогнул – на этот раз в проеме возникло свирепое лицо, заросшее кудлатой бородой. К моему ужасу это был ее отец, потрясавший огромными волосатыми кулачищами…

– Эй, святоша, – гаркнул он, – а ну проваливай отсюда! Еще раз увижу твою поганую рожу под окнами моего дома и – клянусь всеми святыми – намну тебе бока. Усек?

Сделав недоуменное лицо и пожав плечами, мол, не понимаю твою речь, любезнейший, и произнеся абсолютно ровным голосом на латыни Pax vobis, pacem ad domum tuam! («Мир вам, мир вашему дому!»), я зашагал неторопливо в сторону церкви Святой Марии, сам удивляясь неожиданной реакции на хамскую эскападу.

Ночью так же, как и накануне, я не мог спать. Да и как тут заснешь, если то, о чем я мечтал так долго, вдруг само собой сбывалось… Просто чудеса! Я ворочался на ломкой соломе с боку на бок и все никак не мог взять в толк, почему это вдруг она решила назначить мне встречу? Выходит, и я ей тоже приглянулся… Странно и неожиданно.

Я едва дождался следующего дня, утро которого для меня прошло в полном смятении, – все валилось из рук. Потом помчался через клуатр во внутренний монастырский дворик, где находился колодец и место для умывания – lavatorium. Следовало основательно почиститься, а то вид у меня был прямо-таки затрапезный, сутана мятая и в соломе, волосы всклокочены, как у черта… Я приводил себя в порядок, бросая восхищенный взгляд на яблоневый сад, за одну теплую ночь все яблони окутались в белоснежные одежды, точно невесты.

Не в силах выдержать томительного ожидания, я оказался у ворот задолго до полудня, стоял там, подпирая стены и раздумывая о долгожданной встрече. Уже пробил полуденный колокол, а ее все не было видно. Я стал беспокоиться – придет или не придет? Зря беспокоился – как всякая уважающая себя девушка Ольга просто напросто чуть-чуть задерживалась. Наконец я ее увидел. Одетая по западной моде в платье из черной шерсти со шнуровкой на груди, облегающее гибкое стройное тело, она была чудо как хороша. Длинные волосы, отливавшие золотом, убраны в толстую косу, перекинутую через плечо. В одной руке она держала плетеную корзину, а в другой – ветку цветущей сирени, которую время от времени подносила к лицу, чтобы насладиться сладостным ароматом.

Я уж хотел с радостью броситься ей навстречу, но увидел, что она подала мне остерегающий знак не трогаться с места. Пришлось подчиниться и стоять у ворот, как истукану. Я с нетерпением ждал, что последует дальше. Уже подойдя ко мне и немного замедлив шаг, Ольга намеренно уронила мне под ноги веточку сирени и тихонько вскрикнула, тут же нагнулась, и я нагнулся тоже, пытаясь ее опередить, мы больно и смешно ударились лбами.

– Тсс, ни слова, – с легким смешком негромко предупредила Ольга, потирая пальцами ушибленное место на лбу. – Следуй за мной на расстоянии. Нас никто не должен видеть. Ты понял?

Черт побери, что еще за дурацкая конспирология! Но возражать не стал и только в ответ кивнул, что мне еще оставалось?

Я дождался, пока она выйдет за ворота, перейдет мост и свернув налево зашагает по дороге вдоль речки Ридзене, и только после этого не торопясь отправился за ней. За городскими стенами, как обычно в дневное время, кипела жизнь: по реке сновали груженые разной поклажей лодки, в гавани, где у причала пришвартовался с десяток морских судов, полным ходом шла разгрузка и погрузка товаров, на прибрежных лугах под надзором пастухов мирно пасся городской скот, а в поле, засеянным горохом, капустой, репой и прочими культурами, горожане с усердием пропалывали посевы, уже взошедшие на их наделах. На дороге было людно, и я не спешил догонять Ольгу.

Миновав лобное место, мельницу, затем холм Куббе с ливским городищем, Ольга вышла на песчаный тракт, уходивший в сторону Руси к Пскову, а потом свернув налево пошла по узкой извилистой тропинке, бегущей к лесу. Вскоре мы оказались в глухой лесной чаще, куда не доносились звуки людского говора и неуемный городской шум, только щебетали птахи да тихо шумела листва на деревьях.