Юрий Власов - Огненный крест. Бывшие

В данном случае комиссар ответит бойцам, каким делом занимается их товарищ.

«…Больше на меня уже не косились, — заключит свой рассказ о полевых тройках Пласков. — Наоборот, стали относиться с уважением. На привалах приставали с расспросами, кто еще прошел через наши руки…»

Взглянем и на заложничество не из-за строк циркуляров и выкладок, а глазами жертв и участников — из тех дней.

После взрыва в Леонтьевском переулке 25 сентября 1919 г. Бутырку заполнили красноармейцы, на двор выкатили пулеметы. «Началась расправа, и расправа жестокая в ту же ночь», — вспоминал очевидец.

Сам Мундыч, по рассказу коменданта МЧК Захарова, приехал в МЧК прямо с места взрыва.

«…Бледный как полотно, взволнованный (как же: не они, а их бьют — это ж какое преступление! — Ю. В.) Дзержинский отдал приказ: расстреливать по спискам всех кадетов, жандармов, представителей старого режима и разных там князей и графов, находящихся во всех местах заключения Москвы, во всех тюрьмах и лагерях…»

По-ленински!

Перезальет кровью это истребление по заложничеству все и всякие жертвы на фронтах Гражданской войны, ибо это и было теоретически обоснованное, задуманное уничтожение так называемых враждебных классов. Лягут в землю и стар и млад с клеймом «бывшие». Все произойдет в точном соответствии с теоретическими обоснованиями террора Лениным и его учеными товарищами. Вынес Ленин из чтения книг во всех ученейших библиотеках Европы одно (читал не две-три строчки, а отпечатывал в памяти страницу целиком): убивать!

Чтобы мы жили, надо убивать. Без этой непрерывной дани кровью и голодом наша жизнь под пятиконечной звездой невозможна.

О значении книги, а следовательно, и библиотеки в жизни Главного Октябрьского Вождя дает представление очерк 3. В. Ждановской «Организация труда в творческой лаборатории Ленина» [83] См.: «Вопросы истории», 1977, № 4. .

В Красноярске в известной библиотеке Г. В. Юдина Ленина порадовали столь нужные для работы «полные подборы журналов (главнейших) с конца 18 века до настоящего времени» (это слова Ленина).

В Лондоне этот знаток революционных кровопусканий восхищался необыкновенно оперативным отделом справок и полнотой фондов библиотеки Британского музея, где можно пользоваться богатейшим русским отделом, в том числе книгами, запрещенными в России.

Очень скоро в ленинской России за чтение объявленных вредными книг многие десятки тысяч людей загремят на самые длинные сроки в лагеря и лягут в братские могилы. Что в таком разе молвить о любви Ильича к книге? Любил.

Хвалил он и швейцарские библиотеки — там он, можно сказать, был свой. Пользовался последними достижениями мировой культуры, все было к услугам вождя неограниченной диктатуры, ее беспощадного обоснователя и практика. Нет, он листал книги спокойно, не забывая о перерывах: пил кофе, чай, закусывал булочками, любовался очертаниями гор, с удовольствием дышал свежестью знаменитого швейцарского воздуха. Щурился, собирая мысли — одна к одной и все в доказательство справедливости кровавого слома этого самого общества. Начнем с России, а уж потом непременно доберемся и до этих красот.

Парижской национальной библиотекой будущий диктатор был не удовлетворен из-за бюрократической канители с выдачей книг и потому, что в ней «отсутствовали каталоги за более поздние годы» (тоже ленинские слова).

Это, разумеется, было обидно, ибо именно Франция дала будущему диктатору наиболее близкие схемы неизбежных событий и общее направление движения. Тут все дышало памятью великих социальных потрясений и экспериментов. Всеми порами Ленин впитывал «классику» французских восстаний, в столбики сводил уроки поражений, вычислял будущее боев и столкновений у себя на Родине.

В разных библиотеках Ленин просмотрел свыше 16 тыс. книг, брошюр, статей, периодических изданий, документов, писем… более чем на 20 языках. Впечатляет.

«С тех пор как у нас побывал господин Ульянов, — заявил бывший директор Парижской национальной библиотеки (он посетил нашу страну, и «Правда» 22 апреля 1968 г. донесла до нас почтительный восторг директора на пенсии), — мы не видели человека, который читал бы так много, и вряд ли когда-нибудь увидим».

Это большое утешение для нас: «и вряд ли когда-нибудь увидим».. Да чтоб никогда такого не увидеть!

После октябрьского переворота, верно, не вдруг значительнейшая часть книг оказалась в спецхранах. Доступ к ним имели лишь единицы (особо доверенные ученые и партаппаратчики). Так что нам радоваться обилию и доступности собраний книг, журналов уже не приходилось. Свободная, независимая мысль — как раз на это ополчился ленинизм. Без нее и были лишь достижимы единомыслие и общая восприимчивость к словам пророка-вождя и его хилых последователей. Мысль оказывалась как бы на цепи и обреталась отныне только в строго заданном пространстве.

«Источники его информации очень обширны, — пишет современник Ленина американский журналист Альберт Рис Вильямс, — и дают ему огромное количество фактов. Эти факты он отбирает, оценивает и проверяет. А затем использует их как стратег, как математик, как химик, имеющий дело с социальными элементами».

Как он их использовал, эти самые факты, у нас предметное представление: наша разрушенная, обездоленная жизнь. Утопию он превращал в реальность раскаленными прутьями насилия. Изогнулась, затрепетала, застонала Россия, а пошла. Куда ей деваться — все наперед было учтено в этих самых библиотеках.

Промокли, склеились все те листы 16 тыс. источников кровью, ибо искал мыслитель будущее лишь в усмирении кровью. Накрепко сшивал строки конспектов будущими жизнями. Стежок за стежком — миллионы жизней. Уже видел, как залпами пушек, штыками, конными лавами станет вламываться в это будущее: никто не устоит. Ибо во веки веков: кровь — всех и любого — поставит на колени. Все книги свидетельствуют о том. Вождь не ошибся, все выводы сделал правильные, можно сказать, понял людей…

Крестьянство, а оно, несомненно, составляло большинство России, приняло сторону большевиков: пусть даже продотряды, пусть разруха, но земля все же вот она, при нас, родимая, своя…

Несмотря на отчасти изуверский характер махновщины, порой и антоновщины и др., это были крестьянские движения, направленные как против посягательств белых на землю, так и против существа красной политики. Крестьянство восставало против «обоих зол» (помните высказывание Троцкого?).

Ленин разом взял крестьянскую Россию, выступив против мировой войны и приняв земельный закон, не переставая разжигать непримиримую ненависть ко всякого рода угнетению. Однако военный коммунизм — продовольственная диктатура (продразверстка) — поднял деревню против красных. И все же, когда встал вопрос о выборе между белыми и красными, крестьяне предпочли красных. Им, крестьянам, под комиссарами было несладко, но все же это поближе к земле.