Юрий Власов - Огненный крест. Бывшие

Для созревания всего многообразия общественно-политических идей и движений, связанных с ними, нужно время — это долгие годы.

Это время обществу не дано. Решать нужно сейчас же, тут же.

И Россия тонет в хаосе уродливых, мелких идей, программ, движений, не шагнувших из младенчества общественно-политического сознания, опыта, навыков…

Будущее России — «большевизм с человеческим лицом».

В революциях, брожениях будет теряться та часть народа, у которой иные идеалы. Это будет означать или физическую гибель, или исход в эмиграцию. Третьего не дано. И долго не будет дано. «Человеческое лицо» еще не проглядывает на том месте у партии, где ему положено быть и которое не обнаруживалось там все три четверти века нахождения ее у власти…

О лице всеми было забыто… Присутствовали только… серп и молот, однако не для уборки урожая, вернее, жатвы…

Потомок знаменитого дворянского рода, высоко вознесшегося при «матушке» Екатерине Второй, Димитрий Михайлович Панин угодил на сталинскую каторгу в 1940 г. Выдержать 16-летнее хождение по мукам и не лечь в могилу ему дала глубочайшая, беспредельная любовь к Богу. Он выжил там, где погибали все без исключения. С молитвой на устах он 40 суток боролся с болезнью, от которой нельзя выжить (медицине это известно) без еды. Ему же скармливали баланду, которую нельзя назвать пищей даже для скота.

Панину принадлежит необычное для бывшего советского общества признание: «К тому времени(несколько лет тюремно-лагерного заточения) я прекрасно понял, что обществом движут единицы».

Он обращается к нам, теперь уже, к прискорбию, из могилы [84] Панин Д. «Лубянка — Экибастуз». Лагерные записки. М., «Скифы», 1991, с. 213. (Панин находился в заключении с 1940-го по 1956 г.) :

«Каждый великий народ обязан понимать задачи эпохи, верно учитывать и сознавать ее опасности. Горькие размышления о разгроме Белого движения заставляли предъявлять обвинение ведущим умам России того времени. В конце концов, офицеры сделали что могли: создали армию, сражались и одерживали победы, кровью и муками искупали допущенные ошибки. Нельзя было требовать, чтобы в ходе боевых операций они решали вопросы землеустройства в освобожденной России, выбирали будущую государственную систему, опровергали казуистику захватчиков, именовавших себя коммунистами, и отвечали на многие другие вопросы. Для всего этого были головы интеллектуалов. Если интеллигенция занималась разрушением основ, то люди с истинно высоким образованием и острым умом, прекрасно обеспеченные, бывавшие в Европе и встречавшиеся с тамошними светилами, в тиши своих кабинетов, обставленных переполненными книжными шкафами с великолепно подобранными книгами, — обязаны были предложить правильные, продуманные решения. В начале двадцатых годов светочи русской мысли, попав за границу, сумели сделать немалый вклад в понимание современности и вскрыть ряд ее пороков. Но в годы гражданской войны их влияние не было заметным, и они не обогатили конструктивными решениями Белое движение. В критической острой фазе, когда борьба шла не на жизнь, а на смерть, отсутствовала ясная единая цель, был разнобой мнений. Отсюда — пагубные результаты.

Странное поведение интеллектуалов вполне объяснимо. Они сразу попадали в положение ретроградов, как только осмеливались возражать интеллигенции. Это мешало их стремлению к популярности, поэтому верные поиски губились и творчество приостанавливалось. По каким-то таинственным причинам тон задавала интеллигенция, то есть паразитическая, вредоносная разновидность узколобых горланов, под покровом трескучих фраз разрушавшая Россию…

Дочь генерала, дворянка, окончившая Смольный институт благородных девиц, коммунистка Коллонтай запросто едет в Кронштадт, собирает митинги на кораблях, произносит речи, призывает уничтожить офицеров. После ее отъезда начинается охота за ними и мучительные убийства. Таковы факты. Но как могла такая партийная барынька проникнуть в военную крепость, в стоянку военного флота во время войны с немцами? Значит, кто-то ее привез, пропустил, подготовил митинги, подогрел настроение, позволил заниматься явным предательством, и кто-то всему этому не помешал, хотя нельзя было не понять, что открыто и нагло совершается черная измена, нужная, готовая на все врагу…

Идея, ради которой люди идут добровольно на смерть, считается крайне важной и неоспоримой, и с этим нельзя не согласиться. Заблуждения гаснут, как залитая огнем головешка, а верная идея живет в веках. Ради чего же убивали достойных государственных деятелей? Чем оправдан столь ужасный способ доказательства своей правоты? Теперь, в семидесятые годы XX века, программы революционных партий начала столетия представляют лишь исторический интерес и не имеют никакого практического значения. Но две их наиболее отвратительные особенности — терроризм и безбожие, — нашедшие явное или скрытое отражение в этих документах, их пережили. Именно они погубили все хорошие замыслы революционеров, которые те вкладывали в свою деятельность. В свое время им надо было понять простую и ясную мысль: если предлагаемое не нравится, вызывает сопротивление и для его осуществления требуется принуждение вплоть до террора, то это — не идея, а вздор. Значит, вкрались ошибки, непогрешимая «теория» — груда мусора, надо честно признать свой провал и начать с изучения своих критиков.

Российская интеллигенция не только создала все революционные партии и направляла их деятельность, но также формировала взгляды многих рядовых людей, не только мелких интеллигентов, но и простых тружеников. Последнее обстоятельство особенно омрачительно, ибо таким путем порча проникала в глубь населения…

В настоящее время психическая неполноценность Ленина не вызывает сомнений. Только в больном мозгу могли возникнуть дикие аномалии, которые соединяли взаимоисключающие понятия — такие, как «демократический централизм», «демократическая диктатура», «террор как метод убеждения» и т. п. На его высказывания ссылаться нельзя, так как каждое свое утверждение в другом месте он же опровергает. Вероятно, это проистекало из его абсолютной аморальности, уничтожившей для него возможность различить добро и зло, а заодно и другие противоположности. Но зато по той же причине он применял любые самые страшные средства и обладал огромной волей — в этом была его сила…

Борьба с религией развернулась при Ленине и все усиливалась.

В двадцатые годы церковников, то есть активных приверженцев Церкви, вызывали в Губчека и вечером расстреливали под шум заведенных моторов; священников в глухих местах убивали толпами из пулемета; над монахинями творили непрерывное издевательство. Рядовой верующий был мишенью травли, доносов и внесудебной расправы…