Юрий Власов - Огненный крест. Бывшие

Он накручивает патефон и слушает грамзаписи, а на круглых наклейках царапает пером «народная» или «ненародная». Так определяется судьба композитора и музыки. В общем, досуга нет — есть неусыпный надзор.

Он стравливает людей, особенно же горазд их напаивать. Пьяные несдержанны, он узнает, что они думают, а самое важное — надежны ли. Его попойки принимают унизительно-хамский характер. От необходимости пить, и пить до блевотины, не избавлен никто. Этот прием появился не сразу, а после ознакомления малограмотного диктатора с историей царствования Петра Первого.

Когда ненавидят и враждуют, на поверхность вырвется все тайное и сокровенное, как раз то, что ему и нужно.

Вкусы, его привычки, политические наставления (их нельзя назвать ни теорией, ни философией — это именно наставления; ближе всего они к воинским уставам) въедаются в души сотен миллионов людей, обращаются в естество повседневных отношений. В него исступленно верят, ему поклоняются, за него размозжат череп любому, даже младенцу. Вера эта штампует миллионы подобных ему, можно говорить, что миллионы отражений «гениального» вождя несметным количеством осколков рассеяны по Руси.

На его долю выпала убойно-страшная работа, первыми подручными в которой оказались ВЧК-МГБ. Их нынешний заместитель — КГБ — все та же тайная служба по укрощению людей во имя власти генсеков и их приближенных, сгусток зла и преступности [136] Было бы чистой нелепостью считать, что все без исключения работники КГБ связаны с преступной деятельностью против народа. Однако же сама работа в таком учреждении, безмерно кровавая история этой тайной службы, ее огромная, неизбывная вина перед народом не могут не вызывать у людей определенных чувств. История навечно выжгла позорное клеймо на физиономии этой глубоко законспирированной, бесконтрольной и безнравственной организации из нескольких миллионов сотрудников, опирающихся на целый океан доносителей, добровольных и платных. . И всем строем, почти без потерь, они дружно шагнули в «демократию» (после августа 1991-го) — а как без них на Руси? То-то, без сыска люди не могут, наипервейшее заведение…

Заслуживает внимания приветствие Исполнительного комитета Коммунистического Интернационала товарищу Сталину в 1938 г.

«…Всюду, где грозила Советской республике опасность, Ленин слал и народ звал тебя, товарищ Сталин. Послушный велению партии и зову народа, ты ушел защищать Царицын, и вместе с незабвенным Кировым ты защитил его (если бы Кирова и впрямь угробили враги партии, не Сталин — сколько же они, большевики, за одну его жизнь готовы были сгноить сотен тысяч людей, какой дикий расчет! — Ю. В.). Ты ушел в боевом содружестве с Фрунзе и Ворошиловым громить Деникина и Врангеля, и ты разгромил их…»

Вот так: пошел и разгромил…

Что ж было в таком разе брать с простого человека. Он тоже славословил вождя, но только криком одинокого петуха. Авось услышат… поднатужусь — гляди, и услышат. А это надежда: и уберечь может или ослабит тяготу жизни, а то и вообще прибытком обернется. И кукарекали миллионами голосов… Сталин!!

После смерти Сталина наступил период выученности (относительно мирный). Более или менее все будут представлять, что и как делается, то есть считать принуждение, за которым сразу пропасть, обрыв, тюрьма (а это почти то же самое, что казнь), здоровым состоянием общества. А это как раз то, к чему стремился террор, — сделать всех одного цвета, одной выученности, одной политической надежности. В таком обществе из-за страха подавления, напора кровавой дрессировки исключены нормальные чувства, прежде всего — недовольство. Эти чувства становятся просто невозможными. Общество же одобряет любые действия правительства. Не потому, что оно народное, их правительство, а потому, что общество выучено на одобрение. С детского сада, с октябрятских собраний его приучают всегда все одобрять.

Этот режим, трупно выдрессировав всех, может себе позволить властвовать без крови и массовых гонений, и властвовать, ведя войну уже с какой-то горсткой инакомыслящих… «нравственной несовместимостью отдельных людей»…

Страх правит миром — на этом стояла власть КПСС и ее вождей.

Однако события после 1985 г. доказали: террор вкупе с ленинским идеологическим террором сам по себе неспособен обеспечить покорность общества, его крепостную устойчивость, даже не крепостную (холопы все же восставали), а скотскую, ведь именно к этому состоянию вели все этапно-могильные меры по замирению народа. Оказалось, присутствует нечто, это нечто — выше страха и даже умственной отравленности, это сытость или оголодание. Получается заколдованно-неразрывный круг. Чтобы общество было надежно-покорным, следует его терроризировать, превратить в рабов-животных, но такой метод хозяйствования неспособен обеспечить пропитанием и сносным существованием эти самые толпы рабочих муравьев. Стало быть, такой труд оглупленных людей, сведенных на покорность, не может быть действен, от него надлежит отказаться, ибо общество уже пробуждается к мысли, пусть поначалу искривленной, уродливой, но мысли, которая уже живет самостоятельно, тут КГБ бессилен всех затоптать. Может — очень многих, но всех… не получается, пробовали…

Так начинает выступать самостоятельной величиной сытость — или, если угодно, степень оголодания.

Напрасно столько толкуют сейчас о Боге, религии, вере, добре. Все это призраки, все это несуществующие материи: будет сытость, ляжет хоть какое-то довольство в жизнь — и все эти духовные сущности потеряют свою значимость, отступят. Люди вновь предадутся жизни, в которой главное — инстинкты и себялюбие.

Доказательство в самой Октябрьской революции. Никто не мешал служить Богу и слышать его, верить, религия преподавалась даже в школах, а люди в какие-то месяцы забыли о Боге и всех заповедях и растоптали самое понятие о Добре и справедливости. Народ вооружился длинными ножами, и реками полилась черная кровь. А ведь этому взрыву ярости, дикости предшествовало тысячелетие веры.

Значит, это была не вера в ее истинном значении.

Значит, всегда существует и есть нечто более важное, чем вера. Что же?

Это — инстинкты самосохранения и сытости. Во всей многоли-кости их выражения. Значит, мы должны с печалью отметить, что религия не смогла преодолеть животное в людях.

Это свидетельствует об одном: вера никогда не являлась верой и не проникала глубже телесной оболочки.

Следовательно, изъяны в самой вере?

Вряд ли.

Даже совсем нет.

А в чем?

В огосударствлении религии, превращении ее в несправедливость, в то же насилие — только в этом.

И сейчас религия снова дзинулась той же дорогой. Она является частью государственной структуры независимо от того, кому собирается служить: правым или левым, — ибо она только по заявлениям вне политики и служит Высшему. Высшему она возглашает молитвы, а служит — земному. И поэтому опять закладывается взрывчатый материал, обозначается вероятность, а скорее даже неизбежность новых потрясений. Ибо религия служит не вере, не душе, не состоянию чад своих, а государству, политике, хотя связи эти на беглый взгляд не просматриваются.