Юрий Власов - Огненный крест. Бывшие

И попробовал.

А народ отозвался.

На сотни тысяч, миллионы надел шинели надзирателей и карате-лей. Да разве хватило бы рук у алмазного повелителя, чтобы проводить слежку, подслушивания, арестовывать, гноить на допросах, казнить, держать в лагерях десятки миллионов несчастных? Такое дело можно проворачивать лишь всем миром. Заскрипели десятки миллионов перьев. Не ошибся Сталин. Отозвался народ…

Доносили не только тоннами анонимок. В открытую называли «врагов» — кого надо стрелять или сживать со свету в лагерях. Тут очень сгодились партийные собрания и вообще коммунистическая сознательность.

Разные митинги тоже не обманывали вождя, без перерыва выдавали новые имена. Натужливо на густой, клейкой крови проворачивались маховики «женевского» механизма.

«Борьба, ожесточенная до звериной злобы».

И не случайно гибла старая культура. Ленинизм насаждал свою — огненными гвоздями засаживал в лоб каждому.

Но это несколько неправильно, будто народ несчастен, его бросают, уходят в эмиграцию лучшие умы (так, в одном только 1990 г. выехали из России 70 тыс. ученых, а сколько — в Гражданскую войну и первые годы советской власти!). Не они, эти лучшие умы, бросают народ, а, наоборот, народ дает силу бюрократии, КПСС и прочим темным силам, так что гнет этих сил, условия жизни становятся непереносимы.

Народ может — так что же он терпит и нищету и глумления?! Народ может все — так что же происходит?!

Ничто не возможно без народа — это наиглавнейший постулат любой политики.Именно это имел в виду Варлаам Шаламов, когда с болью и укоризной говорил о том, что случилось после октябрьского переворота: народ очень виноват перед своим священством и интеллигенцией. Виноват за глумления и насилия.

Всегда правый народ.

Сытость определяет позицию и действие масс людей. Пусть изойдет синим пламенем и горячей кровью (кровью одиночек, отчаянных и мужественных бойцов за общее счастье) эта самая свобода, испепелится и рассыплется на угли — отоварь мою сытость, а после — выкаблучивай что и как заблагорассудится, надо — и пособим.

В России высшая добродетель — покорность, молитвенность, смирение. И вкупе с ними — ерническая, жуткая по своему всеобъемлющему смыслу присказка: откинешь стыд — и будешь сыт!

Сытость! Прокорм! Да на хрена свобода; и вообще, что это такое?.. Свобода!.. Ее не укусишь, не сжуешь, не напялишь полушубком…

20 лет назад Солженицын дал художественное исследование палачества Сталина — это не пошевелило народ, хотя уже существовало и развитое инакомыслие. Но радио, телевидение, газеты — этого достаточно, чтобы клеймить по наущению и по искренним порывам души, ненавидеть в указанных направлениях, оплевывать или не обращать внимания: а какое мне дело — пусть все передохнут…

Солженицына выслали, а общество продолжало погружаться в пьянство, тихое воровство, пока не последовала команда «прозревать» — и принялись прозревать.

Здесь цена всему.

Не порыв, не ненависть к угнетателям, не боль за поруганную землю, а команда сверху и ее дружное исполнение…

И свободу мы не добыли, а получили как милостыню из рук своих притеснителей и обманщиков. Вот вам перестройка, а вот и выборы…

Это ли не покоренная земля?..

Неужели люди неспособны уразуметь, что за сила они? Неужели не понятно — народ все может! Неужели не понятно: все было дозволенным, поскольку народ это допускал. Неужели не понятно, что так будет всегда, поскольку народ по-другому не хочет?..

Народ был и остается господином своей судьбы. Что бы с ним ни творили, как бы ни дурили — в конечном итоге он определяет все. И о своем прошлом он знает теперь почти все. Нет неведения.

Будущее себе выбирает народ.

И в храмах отмаливает свою горькую судьбину… тоже народ.

И если столько дикой, кровавой несправедливости в его судьбе — в этом тоже его воля, народа.

Может быть, поэтому на Руси так поражающе много храмов, церквушек, часовенок?.. Надо же у кого-то просить заступничества или замаливать грехи. И такие стены возвели, и такую жизнь устроили — кроме как в церкви, некому и негде молвить простые человеческие слова…

Так зачем устраивать такую жизнь?!

Народ-Богоносец, народ — хозяин своей судьбы…

Русские песни…

И присказка такая — волосы дыбом встают: «Ни кола, ни двора, ни образа помолиться и ни ножа, чтобы зарезаться».

И сколько же еще таких и много горше!

Какую надо иметь историю, чтобы сложить такие песни?..

Из какого же темного, кнутового бесправия и вековой нужды глянули на нас эти песни!

И какой же грех людей такой судьбы подтолкнуть, а после принудить к несравненно более жутким испытаниям, которые уже и судьбою наречь нельзя. Одна гибель и мука.

А вы, кто имеет наглость обманывать, присваивать, терзать, давить и грести все под себя, грести… — неужели вы не сознаете, что творите с поверженным, изрыгающим кровь народом?! Неужели вы все — только жадность, только власть, только хамство и насилие?!

Кто же вы?

Кто ваши матери и отцы?

Чего заслуживаете — это вы знаете?!

«Тюрьма — исстари неотъемлемый элемент русского быта и русской культуры, — повествует в своем справочнике Жак Росси. — Она отражена в творчестве крупнейших русских писателей прошлого и настоящего. Россия не единственная страна, где виднейших мыслителей и писателей непременно бросают за решетки. Но она единственная, где в течение столетий, невзирая на войны и революционные перемены, это последовательно продолжается и поныне, в век спутников. Советский Союз немыслим без тюрем, лагерей, цензуры…»

Большевизм счел для себя все дозволенным, потому что присвоил право выступать от имени народа. И все, что делал, когда переступал черту человеческого, оправдывал благом народа, высшими интересами трудящихся.

Тюрьма уже воплощала не только замиренный народ, она выполняет отныне и чисто «воспитательную» функцию.

Вымирание, истребление ослабляют конкуренцию в обществе — это оборотная и совершенно неожиданная сторона террора. Иэто еще один смысл и довод в пользу террора. Для социальной группы, которая захватила власть, это имело первостепенное значение.

«Чтоб кровь не обрызгала гимнастерку».

Сталину по нутру было единообразие — это черта натур неразвитых, деспотических. Он всю Россию обрядил в форму, в ней щеголяли даже работники сберкасс. Мундир, погоны, «фрунт» — это грело Чижикова. Но он умел ставить и спектакли доброты и ласки. Он, презирающий людей…