Юрий Власов - Огненный крест. Бывшие

Малют не стало, а Владлены не перевелись.

Не могла их революция не завершиться крахом и разложением, в котором потонули без всяких видимых следов все самые проникновенные и человечные лозунги, все идеалы и «гениальные предвидения».

Обратимся к рассказу А. Брота — шофера Василия Сталина (сына незабвенного вождя) [147] «Аргументы и факты», 1991, № 14. .

«До 1944 года я был водителем у командующего бронетанковыми войсками П. Рыбалко, а после ранения возил замнаркома заготовок. В 1947 году я познакомился со знаменитым футболистом Всеволодом Бобровым и стал возить армейскую футбольную команду. Мне было тогда около 30 лет, носил звание старшины…

В один из ближайших дней Бобров отвез меня в штаб на ул. Осипенко. Меня принял Василий Сталин. Он поинтересовался, знаю ли я «иностранные» машины. Я ответил, что некоторые знаю. Тогда он вызвал своего адъютанта Виктора Полянского и приказал оформить меня шофером, но поставить на довольствие штурмана в особом отдельном авиационном полку…

Вскоре после оформления на работу спецводитель с «паккарда» посадил меня за руль одной из «моих» машин и стал показывать «трассу» Василия Сталина. Я ехал осторожно, соблюдая все правила движения. Но эмгэбэшник (тогда был не КГБ, а было МГБ. — Ю. В.) сказал, что «у них так не ездят». Я понял, что для них дорожных правил не существует. А хозяин якобы такую езду не любил.

С ним, кстати, я ездил редко. Когда он был выпивший (а таким он бывал часто), он, сидя рядом, нажимал ногой на педаль газа. Требовал, чтобы машина выезжала на тротуар, встречную полосу. Наконец он понял, что я не для него. Но водитель все же нужен был дома и на даче. Поэтому меня не уволили.

Сначала Сталин-младший жил в «Доме правительства» («сером») на берегу Москвы-реки, а потом переехал на Гоголевский бульвар, в дом 7. До него там жил генерал Власик, начальник личной охраны Сталина. Он вроде бы проштрафился, и его из этого особняка выселили. Туда и вселился Василий. Там были шоферская, адъютантская, приемные залы, кабинет, бильярдная, она же кинозал, гаражи, спальни, столовые, кухня. Жизнь у них там, наверху, была особенная. Там — совершенно другой мир, другая обстановка. До того, как я узнал этих людей поближе, имя Сталин было свято для меня. Когда я окунулся в этот мир, то понял: мы для них букашки, мы ничто. Нас можно посадить, убрать со своей дороги…

Как-то собрались гости, и меня отправили за шашлыками. Я привез их (из ресторана «Арагви». — Ю. В.) и сел в шоферской. Дожидался, когда надо будет развозить… гостей. Вдруг слышу, заходит дежурный адъютант и зовет к хозяину… Он был пьяный, сквернословил, бегал по комнате, упрекая меня в том, что его гости — старые академики и профессора — не могут разжевать мясо… Вдруг схватил со стола одну из частей тяжелого металлического чернильного прибора и запустил мне в голову. До сих пор у меня шрам. Кровь потекла рекой. На следующее утро Василий опять меня вызвал. Иду и думаю: теперь добьет. А он только стал меня корить, что я невнимательный (т. е. не увернулся от «тяжелой» части чернильного прибора. — Ю. В.). И сам, мол, виноват. Спросил, не нужна ли мне квартира. Когда я пожаловался на то, что у нас нет отопления и газа, был очень удивлен. Тогда по улице Рождественка тянули газовую линию, но мимо нашего переулка. И нам, по указанию моего хозяина (всему переулку), отвели газ. Я заплатил за это удобство шрамом на лбу.

У меня до сих пор сохранился пропуск в кремлевскую столовую на имя моего хозяина — на особое питание. Он, конечно, ничего этого не ел. Дома-то целый подвал был с балыками, семгой, мочеными и свежими арбузами круглый год… Зайдешь, отрежешь кусок балыка или ветчины… Для этого подвала я получал продукты не в «кремлевке», а на улице Дзержинского, в магазине для членов семей руководства партии и государства. Целый грузовик привозили. Все запломбировано, проверено специальной комиссией…

Я жил тогда в шоферской. Однажды поднялся в кинобудку и оттуда посмотрел через оконце для киноаппарата в бильярдную. Василий играл с Главным маршалом одного из родов войск. Этот пожилой человек проиграл, разделся донага и полез под бильярдный стол, а Василий его кием по «казенному» месту… Развлекался! И терпели все, иначе и нельзя было (представьте: сын де Голля или американского президента шлепает по задней части совершенно голого высшего чина Вооруженных Сил своей страны. Невозможно? А у нас возможно). И даже любимы те времена, а они и не столь уж отдаленные. Грел мне в те годы грудь комсомольский билет в нашитом изнутри кармане черной суконной гимнастерки суворовца (нет, очень близко то время. — Ю. В.)…

Когда семья Василия жила в «сером» доме, он был женат на Бур-бонской. У них с Василием было двое детей — мальчик и девочка. Но Бурбонская, как я понял, была из «простых». Такого там, наверху, потерпеть не могли. «Убрать!» — и все тут. Они развелись. Вскоре Василий женился на дочери маршала Тимошенко — Екатерине Семеновне. Они жили на даче — в шикарном домище с прислугой, с кухней, гаражом, псарней… Чего Там только не было!

Однажды меня вызывает адъютант и говорит, что меня затребовала к себе жена хозяина. Чем-то ей не угодил ее шофер. Она в то время училась сразу в двух вузах. Профессора приезжали к ней на дачу, где она и сдавала экзамены, зачеты… Женщина она была очень строгая, даже жестокая. Детей Василия от Бурбонской она не любила. Их тайно подкармливала повариха, да я привозил им из города гостинцы.

Как-то адъютант сказал мне, что ночью на станцию Ухтомская придет грузовая машина с вещами — подарками для высшего командования и их семей из ГДР. Мы поехали. Действительно, пришел грузовик, полный ценностей. Адъютант забрал кое-что для Василия (в основном приборы для письменного стола), а остальное приказал отвезти на дачу к Екатерине. Об этом мне не велено было сообщать хозяину. Два солдата разгрузили все на даче. Это были золотые украшения с бриллиантами и изумрудами, десятки ковров, много дамского белья (прямо царского!), мужские костюмы в огромном количестве, пальто, шубы котиковые и каракулевые (четыре — золотистый, серый, коричневый, черный каракуль), горжетки, посуда, воротники из чернобурки (если бы только Василий для себя грабил — нет, это были, так сказать, запланированно-централизованные поставки для самой верхушки руководства, но отнюдь не исключение. — Ю. В.).

Позвала она меня и спрашивает, хитро так: что, мол, со всем этим делать? Я и говорю — носить. А она смеется — все не переносить, ковров не истоптать. И действительно, дом и так ломился от ковров, золота и хрусталя. Попросила меня все это продать. Но в комиссионных требовался паспорт, а она не хотела предъявлять свой. У меня же была красноармейская книжка. Тоже — опасно. И решили мы все это продать через скупку. Переживала, что дешево, но деваться было некуда. Я нашел такую скупку на Трубной. Целый месяц я возил туда это барахло. А деньги сдавал Екатерине. Однажды меня задержали, когда пытался продать кое-что в Столешнико-вом переулке, в комиссионном магазине «Меха». Меня отвезли в милицию, но там начальник узнал машину Василия, и меня отпустили, извиняясь и даже предлагая сопровождение. Набрались десятки тысяч рублей. Я спросил Екатерину, зачем ей столько денег. Она ответила, что «Сталин не вечен, а деньги всегда останутся деньгами». Только золото не продала.