Юрий Власов - Огненный крест. Бывшие

18 февраля 1918 г. германские войска повели наступление. Они овладели Двинском (Даугавпилсом) и приблизились к Режице (Резекне).

В ответ на радиообращение советского правительства о согласии на германские условия мира Гофман ответил (тоже по радио), что германское командование не остановит наступления до получения письменных подтверждений воли советского правительства.

21 февраля 1918 г. германские войска заняли Минск, Оршу и Режице. 24 февраля взят Псков.

Совнарком объявляет Петроград на осадном положении и выпускает воззвание «Социалистическое Отечество в опасности!».

Немцы угрожали Питеру.

20 февраля с документами Совнаркома из Режице (Режице к тому часу еще не пал) в Двинск выехал бывший штабс-капитан русской армии Владимир Мартынович Турчан. Он действовал по личному распоряжению Ленина (от него и получил указания). Ленин предупредил Турчана, что немцы вполне могут его расстрелять.

В двадцати пяти верстах от Режице автомобиль был остановлен немецким патрулем. Лица, сопровождающие Турчана, были отправлены назад, а Турчан препровожден в Двинск, затем в Утены (в семидесяти верстах от Двинска), где от него были приняты документы советского правительства и вручены новые условия мира, утвержденные кайзером.

22 февраля в двадцать четыре ноль-ноль поступила радиограмма Гофмана:

«Совету Народных Комиссаров. Петроград

Ответ германского правительства сегодня в шесть утра вручен в Уцянах (Утенах. — Ю. В.) русскому курьеру, который немедленно отправился в обратный путь.

Генерал Гофман»

Турчан доставил ответ германского правительства 23 февраля в 10 часов 30 минут и тут же свалился в тифозной горячке.

Тогда же, 23 февраля, состоялось решающее заседание ЦК партии. В острой политической борьбе ЦК принял предложение Ленина о заключении мира. За немедленное принятие германских условий голосовали 7 членов ЦК (Ленин, Стасова, Зиновьев, Свердлов, Сталин, Сокольников, Смилга), против — 4 (Бубнов, Урицкий, Бухарин, Ломов) при 4 воздержавшихся (Троцкий, Крестинский, Дзержинский, Иоффе).

После этого Совет Народных Комиссаров постановил: «Условия мира, предлагаемые германским правительством, принять и выслать делегацию в Брест-Литовск».

Ответ советского правительства на германские условия доставит в ставку Гофмана В. А. Баландин.

Красную республику загораживал спасительный мир.

Сокольников тоже подробно сообщает о тех беспокойных днях:

«Уверенности в том, что мирное предложение будет принято немецким правительством, само собой разумеется, не было, и появление глубокой ночью на ленте аппарата Юза первых слов немецкого ответа с согласием на возобновление переговоров было для всех в большой мере неожиданным, тем более что задержка ответа, продолжавшееся движение немецких войск и взятие ими Пскова создавали с часу на час впечатление безуспешности мирного маневра.

Советская делегация, не доехав до Пскова ввиду разрушения железной дороги (ее разрушили уходящие остатки русских войск. — Ю. В.), перегрузилась на дрезины и, наконец, последнюю часть пути к немецким линиям проделала пешком поздно вечером. Командование передовых (немецких. — Ю. В.) частей, не осведомленное о возобновлении переговоров, было в большом недоумении и первоначально не знало, что делать с делегацией, явившейся таким странным и неожиданным образом. Немецкие солдаты оправдывали наступление необходимостью освобождения от русского гнета окраинных народностей…»

В Брест-Литовске советской делегации было заявлено, что «до подписания договора наступление будет продолжаться». Очевидно, чтобы меньше было слов за столом переговоров.

Нет, действия Троцкого не были пустым актерским жестом, хотя театральность Льву Давидовичу не была чужда, более того — он к ней пристрастен, но к театральности умелой, высокого полета. В данных же обстоятельствах явно было не до театральности; как говорится, не до жиру — быть бы живу.

Действия Троцкого определялись марксистским анализом, точнее, доктринерским следованием букве теории. Это буквоедство вообще свойственно русским последователям Маркса. В этом они усматривают верность марксизму и чрезвычайно гордятся своим догматизмом. Только Ленину как святому и непогрешимому было дано право «творчески» домысливать марксизм, то есть отходить от буквы его и кое-что изменять. Но это — Ленин!

Впрочем, он на это ни у кого не спрашивал дозволения, а действовал сообразно необходимости. И впрямь, власть надо удерживать, при чем тут правила?..

По всем прогнозам, революции в России должна сопутствовать революция европейская, а их — увенчивать мировая революция, эдакий вселенский пожар. Троцкий, как и всякий большевик, исповедовал марксизм. В подобных условиях подписание договора, да еще грабительского, представлялось нелепостью, вот-вот европейский пролетариат сметет угнетателей. Зачем же тогда напяливать на себя хомут, зачем унижения? Не сегодня-завтра всех этих гофманов поставят к стенке. И Троцкий объявляет: ни войны, ни мира! Как можно подписывать подобный мир? Но и войны не будет, армия распускается.

Это был и призыв к народам присоединяться к русской революции и устанавливать справедливый порядок на земле — мир без угнетателей, вечное царство социализма (как прочны были холопские привычки: ведь именно царство социализма!).

Но Троцкий руководствовался и противоположными мотивами. Правда, они являлись следствием центральной посылки — о мировой революции. Троцкий не видел в тех условиях, Которые тогда сложились, возможности выжить русской революции. В этом, кстати, Троцкий признается сам несколько лет спустя. Он скажет: по-настоящему в конечную победу верил лишь Ленин, все остальные большевики (из тех, что составляли верхушку партии) считали ее нереальной. Соответственно этому и строил поведение Лев Давидович: хлопнуть дверью, распалить народы новым призывом, превратить переговоры в самую яркую кампанию против империализма — сейчас, издалека, это мнится неким ребячеством.

Это было противоречивое поведение, ибо определялось взаимоисключающими мотивами. И все же ведущим настроением являлось неверие в победу. Слишком грозная обстановка складывалась к началу 1918 г. Выжить в ней рабоче-крестьянскому государству сложно, практически невозможно! И это настроение не одного Троцкого. Ленин тоже допускал гибель революции, но при этом сохранял веру в конечную победу и определенную вероятность все же выжить, надо только биться.

Доказательством тому, что Лев Давидович стоял именно на этих позициях, — факты. На решающем голосовании в ЦК РКП(б) 18 февраля 1918 г. Троцкий в числе семи, включая Ленина, голосует за немедленное заключение мира. Против заключения подано четыре голоса, воздержались тоже четверо…