Юрий Власов - Огненный крест. Бывшие

На русском кладбище святого Владимира в Нью-Джерси (США) на камне под православным крестом начертано:

Генерал А. И. Деникин

4 декабря 1872 — 7 августа 1947

Надпись повторена и на английском.

Господь отмерил Антону Ивановичу семьдесят пять лет.

Ася переживет своего мужа на 26 лет и скончается в 1973 г.

Петр Струве писал: «…в революции, в самом ее ядре, гнездилась зараза контрреволюции, которая до последнего своего издыхания будет кичиться наименованием революции. Под каким наименованием погромная зараза будет раздавлена, совершенно неважно. Раздавлена же и выжжена из русской жизни она должна быть во что бы то ни стало».

Даже для бывшего коллеги Ленина по социал-демократии это сказано куда как круто, круче и не выразишь.

Петр Бернгардович Струве — ровесник Ленина, он скончается в 1944 г. 74 лет, пережив святителя революции на два десятка лет…

Ледяной поход явился пробой сил и решимости сражаться. По своей сути это была демонстрация — демонстрация кровью и муками. Ведь остальные прикидывали, взвешивали, словом, выжидали. Остальные — это все, кто не принимал большевизма, но и не верил в борьбу или страшился испытаний.

Надо полагать, внутреннее чувство, самое важное чувство, подсказывало: кто сделает такой шаг к борьбе, уже не сможет вернуться в прежнюю жизнь, никогда не сможет. Разве лишь только через победу, а в любом другом случае не пощадят. Все верно: тотемный знак России — трупы…

Белые вожди сознавали эти истины. Именно поэтому они с такой решительностью пошли на бой. Важно дать бой — и Россия, их Россия, очнется, примкнет к ним, не может не примкнуть.

И господа офицеры, юноши-юнкера, студенты, мальчики-кадеты брели через ледяную степь и укусы свинца. Заплатить жизнью, но поднять Россию на борьбу.

Сразу обильно и безмерно потекла кровь. В земле она слилась в один жирный поток. Без различия — белых, красных, зеленых…

Все принесено в жертву борьбе — семья, любовь, родные, друзья; все, что дорого… Мучения в гное ран и лихорадке. Гибель в безвестности — на соломе или в канаве. Каждый день новые могилы — ямы, в которые зарывают людей, прячут от них солнце, небо, свет… бывшие люди…

По углам и норам расползались изувеченные — не просто калеки, а клейменные отныне участием в Гражданской войне. Проклятые Богом и новым государством люди. Ни жалости к ним, ни помощи, ни участия, ни копеечного пособия… Бывшие люди. Живые покойники.

И так будет все время.

Отныне все мечены Огненным Крестом…

Для ленинской диалектики не существовало неразрешимых, отвлеченных вопросов, коли речь заходила о власти. И борьба начиналась прежде всего в мире идей, преобразовании их в осязаемо земные представления и сжатые лозунги, понятные каждому.

Чистое, светлое в белом движении являлось лишь маленьким участком ткани большого гниющего организма. Это движение в подавляющей своей части усматривало обновление в сползании к старому. Но кто ищет правду и справедливость в отвергнутом старом?..

Ленинское насилие при всей своей необычной чудовищности предлагало зримо определенное будущее — и не какое-то Учредительное собрание с его загадочным голосованием и еще более загадочными итогами голосования, а вот сейчас, тут же: земля, мир избавление от полиции, жандармов, судов и, конечно же, нужды. Все это уже ничего общего не имело с прежними порядками. Глубочайший кризис, порожденный войной, делал невозможными иные решения — такова была ставка тех дней и месяцев.

Большевики во многом говорили правду о прошлом, а о будущем — тоже все очень справедливое и заманчивое. И хотя практика большевизма была жестока, люди подались за ним: точь-в-точь в соответствии со словами Троцкого — крестьяне (а они составляли подавляющее большинство старой России) из двух зол, большевиков и белых, выбрали меньшее, то есть большевиков. А стоило ли вообще выбирать из зол?

Именно зло — это выражено словами точно.

Зло!

И это зло казалось с верхушки тех лет меньшим.

Тогда казалось…

Из фронтового дневника (а сие редкость — поденные записи на фронте!) поручика Никольского Владимира Борисовича, застреленного махновцами в бою у станции Кирилловна Екатерининской железной дороги в январе 1920 г. (дневник начат в Севастополе 10 декабря 1918 г.), запись 22 декабря:

«…Не скрою, что, глядя на собравшихся здесь офицеров, слушая все разговоры, видишь, что эти люди — остатки прошлого… не им создавать новую Россию… Мне очень бы хотелось сейчас поверить в успех дела Добровольческой Армии и с пылом отдаться этому делу, но я не могу поверить. Не могу я считать, что дело, не пронизанное подъемом, будящим высокие чувства и порывы, а пронизанное лишь духом злобы, ненависти и мести, которым полны многие офицеры, может принести результаты. Одни мстят, мстят с каким-то большевистским сладострастием, другие апатичны, недоверчивы и готовы осмеять самих себя. И все это могло бы принести результаты в руках опытного руководителя. Но где он, этот желанный «Иван Царевич», который сотворил бы чудо?..»

Из записи 11 января 1919 г.:

«…Нет, мы армия обреченных и осужденных! Волосы становятся дыбом, когда смотришь на то, что делается в 3-й дивизии. Офицеры опять бьют солдат шомполами, чуть ли не из-под палки заставляют петь «Боже, Царя храни!». Ведь это Господом отверженные люди, это какое-то сверхтупоумие!.. Это не восстановление дисциплины, а уничтожение ее, гибель. Это не созидательная работа, а дискредитирование идеи и окончательный, бесповоротный развал…

Наши предатели союзники, победившие сначала нас, а потом Германию, погибнут подобно нам, по всей вероятности, в потоке социальной революции (мировой. — Ю. В.), но до того им придется войти в то или иное соглашение с большевиками. Союзникам не нужна Россия — им нужны ее богатства. Вэтом мы убеждались буквально на каждом шагу. Союзники признают всякую сильную власть на наших землях — им важна торговля, выгода. Что им за дело до нас? Они свое получили: Россия обессилена, лишена веса в мировых делах. Ее можно брать.

Сейчас в Лондоне, Токио и Париже признают нас, но когда увидят и осознают, что мы миф, не пользующийся поддержкой масс, то снова предадут нас с легким сердцем…

Кругом, в среде местного населения, полное недоверие к нам и страх, ужас перед большевистским нашествием…»

И незадолго до смерти появляется такого рода признание:

«…На Киев… наступает большевистская армия под начальством генерала Гутора [66] Генерал А. Е. Гутор командовал войсками Юго-Западного фронта незадолго до Октябрьского переворота (Б. М. Шапошников отмечал в своих воспоминаниях его военную безграмотность). Гутор принял революцию и поступил на службу в Красную Армию. … «Горе побежденным!!» — кричат большевики, и правы. Прогнившее, старое неспособно противиться им…» [67] Сергеев А. Деникинская армия сама о себе. М., Госиздат, 1920, с. 19–21. Книга была издана в Гражданскую войну, Крым еще принадлежал белым. Вряд ли эта книга сохранилась еще где-либо. Во всяком случае, я не встречал ее ни в одном книгохранилище.