Юрий Власов - Огненный крест. Бывшие

В своей основе офицерство оказалось морально сломленным. Крушение всего уклада жизни, чудовищные потрясения семнадцатого и первой половины восемнадцатого года вышибли из-под ног почву. Большинство вступило в борьбу не по зову сердца и желанию возродить Родину, а только потому, что на родной земле просто не оставалось места. Другой же частью руководила испепеляющая ненависть, уходящая корнями в месть…

Офицерство не сделало выводов из катастрофы. Все это многомиллионное движение стояло на трупных ногах.

В 1962 г. после одной из спортивных травм я (тогда еще молодой капитан) отлеживался в окружном военном госпитале в Красногорске. Соседом по палате оказался седой грузноватый полковник с добрым, а главное, очень спокойным лицом и очень неторопливой речью и манерами. Сейчас, с позиции прожитых лет, я бы подметил мягкость и выраженную отрешенность в нем. Отрешенность от суеты, карьеры, забот…

Я уже тогда собирал материалы по Гражданской войне. Полковник отвоевал ее красноармейцем. Я до сих пор помню его рассказы в палате с невключенным светом — затяжные вечера, переходящие в рассвет…

Естественно, я, выпускник военной академии, интересовался первыми военными красными академиями. Полковник окончил одну из них еще задолго до Отечественной войны. Годы террора счастливо обошли его.

Дня за два до выписки он помянул среди преподавателей тех курсов бывшего белого генерала Слащева. Кто не слышал это имя! В годы Гражданской войны имя генерала Слащева гремело. Я же узнал о нем из журнала «Москва». В 1957 или 1958 г. там появились воспоминания А. Вертинского.

И полковник рассказал, как однажды, не вытерпев, спросил Слащева на лекции:

— Как вы, товарищ преподаватель, опытный военный специалист, не предусмотрели переправу красных частей через Сиваш? Это ведь определило тогда судьбу Крыма и врангелевщины.

— Да, это прямая моя вина, — ответил Слащев. — Я отвечал за оборону на Перекопе. Но скажите, какой нормальный человек… я подчеркиваю: не генерал, а человек… пошлет солдат через огромный пролив по ледяной ноябрьской воде? Ведь все, кто вступал в эту воду и шел десять, двадцать, сорок минут… были обречены. Не простудиться насмерть было невозможно. Это означало, что красное командование уже обрекало всех этих людей на погибель или смертные болезни. Я был воспитан на других традициях и представлениях. На Литовский полуостров выходили не люди, а мертвецы. Каюсь, я не смел даже предположить такого хода за Фрунзе. Ни одному белому генералу такой приказ никто не посмел бы отдать. Я вот все интересуюсь, ищу, может быть, найдется такой человек, кто уцелел после ледяной переправы. Конечно, они могли уцелеть, десятки, может быть, сотня-другая, но основная масса должна была полечь и без наших пуль. Это же выморозить все свои внутренности! Я еще не встречал того, кто бы уцелел.

— Перед вами, товарищ преподаватель, такой красноармеец. Я перешел вброд Сиваш, и я не умер… [68] На Перекопском перешейке пало около 10 тыс. красных бойцов. Сюда не входят те, кто умрет после от переохлаждения.

Большевизм (и все, что за ним следовало) — это кризис духовного развития народа. Только через его преодоление народ может сохранить способность к развитию.

Кризис оказался выражением исконных свойств народа, в определенных условиях являющихся уже препятствием для существования народа вообще, его развития как единого целого.

У этой общности людей, которую именуют народом, есть свои законы становления и развития в духовном и нравственном.

Большевизм — это болезнь, она поразила бы общество и без Ленина, Троцкого и Сталина. Болезнь проявлялась в виде кризиса духовного становления народа. Как единый целостный организм народ не мог дольше существовать без серьезной перетряски всего своего духовного строя.

От утробного существования к высшему, духовному — это еще не только потребность, внутренняя потребность души. Это и необходимость, то самое качество, без которого невозможно усложнение жизни, сама жизнь в усложняющихся условиях и все более тесном сожительстве людей.

Развитие отторгает определенные качества народа.

И вопрос встал: или их, эти качества, отторгнуть и сохраниться народу как единому целому, или развалиться, выродиться. Но это не могло и не может произойти просто так — ибо умирание народа — это всегда тяжкая и опасная болезнь, а главное — разрушительная. С ней уходят в могилы миллионы, ибо уже нет единого народа, а есть два народа — и один должен умереть. И тот, который останется, через какое-то время опять погрузится в боль, хаос и страдания; или, изболев, все же отринет насилие и нетерпимость, или, постепенно распавшись, рассеется уже навсегда. И не станет таких людей — с именем «русский».

Яков Александрович Слащев родился в 1885 г., окончил Павловское военное училище, а затем и Академию Генерального штаба, преподавал в святая святых учебных заведений старой России — Пажеском корпусе.

Мировую войну начал командиром роты, в 1916 г. — командир полка. Уже в генеральских чинах командовал у Деникина войсками Крыма и Северной Таврии.

Когда стало известно, что Деникин подал в отставку, между белыми генералами Врангелем, Шилингом и другими завязалась свара за пост правителя Юга России.

Деникин был категорически против кандидатуры Шилинга: генерал так позорно сдал Одессу. Недолюбливал Антон Иванович и Врангеля, но его выбору на свой бывший пост не препятствовал.

Была выдвинута и кандидатура Слащева — за ней стояли самые боевые офицерские массы. Он был подлинным кумиром фронтового офицерства.

Военный совет под председательством генерала А. М. Драгомирова остановил свой выбор на бароне Врангеле.

Когда новый правитель и главнокомандующий войск Юга России приступал к исполнению своих обязанностей, фронт, то есть Крым, удерживался горсточкой людей, которых увлекал за собой Слащев. Он лично проявлял безумную храбрость. Подчиненные боготворили Якова Александровича, за ним они шли на самые невероятные по дерзости предприятия — и боевая фортуна не изменяла им. В большинстве своем это были молодые офицеры и юнкера — вчерашние мальчики.

Именно мужеству и военному таланту Слащева обязан белый Крым тем, что не пал, когда армии Деникина были разгромлены и в величайшем хаосе катились к Одессе, Крыму, Новороссийску. На какой-то бешеной энергии, потустороннем воодушевлении генерал Слащев сумел сбить остатки белых частей в организованные боевые единицы. Красные не сумели преодолеть сопротивление войск Слащева на Перекопском перешейке. Крым остался за белыми.

Петр Николаевич Врангель писал:

«Фронт удерживался частями генерала Слащева, сведенными в Крымский корпус. Корпус состоял из бесчисленного количества обрывков войсковых частей, зачастую еще в зародыше, отдельных штабов и нестроевых команд. Всего до пятидесяти отдельных пехотных и кавалерийских частей. При этом боевой состав корпуса не превышал 3500 штыков и 2000 шашек… однако сборный состав его частей и их слабая подготовка и отмеченное нашей разведкой постоянное усиление противника заставляли считать наше положение далеко не устойчивым».