Алексей Иванов - Тени тевтонов

Его отец погиб в тридцать пятом в геологической экспедиции. Володе тогда было тринадцать. После школы он сумел поступить в Горный институт. Наверняка сыграла свою роль фамилия — в Горном хорошо помнили доктора наук Нечаева. На первую практику Володя поехал в Сибирь. Его отряд обследовал реку Таймура в Эвенкии — искал бокситы. Выбравшись к людям, геологи узнали, что уже два месяца идёт Великая Отечественная война.

Володю не отпустили домой, оставили при геологическом управлении в Енисейске. Такова была необходимость военного времени. Геологам давали бронь — освобождение от службы. С этой бронью студент Нечаев боролся три зимы. А три лета, три полевых сезона, он провёл в глухой тайге с поисковыми отрядами из инородцев, спецпереселенцев и заключённых. В сорок четвёртом году стало ясно, что бокситов на реке Таймуре нет. С Володи сняли бронь и наконец-то призвали в действующую армию. И он сразу угодил в кровавую баню Восточной Пруссии. Так что Женя напрасно считала его тюфяком.

Из ресторана Володя направился обратно на улицу Лоцманов. Он не думал, что парнишка-немчик сидит дома: немцы расчищали улицы. Володе хотелось рассмотреть фотографию крейсера в квартире Людерсов. Он пару раз постучал, подождал из вежливости, отодвинул дверь и шагнул за порог.

Парнишка был дома. У Володи мелькнуло в голове, что немчик спал — на шорох отодвинутой двери он вскинулся на койке, прикрываясь одеялом. И Володя вновь увидел те же огромные от страха глаза, что и тогда, в подвале. Взгляд парнишки на мгновение метнулся куда-то в сторону, и мгновения Володе было достаточно — у него сработал навык бойца из штурмовой группы, которая квартал за кварталом перетрясла Инстербург и Кёнигсберг. Володя гибко уклонился и оттолкнул того, кто набросился на него с тыла.

Нападавший пролетел мимо, ударился о гардероб и тотчас развернулся. Это был невысокий и крепкий парень в мешковатой одежде, явно с чужого плеча. Белёсая щетина. Отросшие волосы. Голубые, точно вываренные глаза. Похоже, парень был моряком: он сжимал несуразно длинный кортик. А Володя уже держал перед собой венский стул ножками вперёд. За спиной у Володи зиял открытый дверной проём — путь к отступлению.

Моряк отшвырнул кортик и вытащил из-под пиджака парабеллум. Ствол уставился на Володю. Моряк помедлил, тяжело дыша, и кивнул на дверь:

— Уходи!

Он говорил по-немецки, но всё было ясно. Убить русского без шума не получилось, а стрелять моряк не хотел: выстрел привлечёт внимание патрулей. Пускай русский убегает и поднимает тревогу — это займёт больше времени и даст моряку фору, чтобы выскочить из дома и затеряться в развалинах.

— Собирайся! — властно приказал моряк парнишке.

— Я не пойду с тобой! — с ненавистью ответил тот.

Моряк не знал, что делать, и боялся отвести глаза от Володи.

— Этот русский увидел здесь меня, — сдавленно сказал он, стараясь убедить парнишку. — Он поймёт, что я из «Вервольфа». Если ты останешься, тебя возьмёт их контрразведка! Тебя будут пытать и расстреляют!

Володя догадался: моряк хочет, чтобы немчик ушёл с ним, и стращает его русскими застенками за связь с «Вервольфом»… Значит, он, Володя, нужен моряку и может убраться отсюда живым! А немчик… Если немчик уйдёт с моряком, то погибнет, потому что рано или поздно весь «Вервольф» перебьют.

Володя кинулся на моряка, целясь поймать ножками стула в захват его руку с пистолетом. Моряк не ожидал атаки. Парабеллум со стуком отлетел в сторону. Володя и моряк с грохотом повалились на пол. Моряк был меньше ростом, увёртливее, да и стул мешал, поэтому Володя пропустил мощный удар в живот. Володя опрокинулся набок, а моряк дёрнулся к оружию.

Мальчишка стоял у окна в одной рубашке и с голыми коленками. Обеими руками он держал парабеллум, направленный «вервольфовцу» в лицо.

— Стреляй! — рявкнул Володя мальчишке.

В схватке не место колебаниям или жалости. Но немчик не выстрелил.

— Я с тобой не пойду! — со страстью повторил он «вервольфовцу».

И Володя вдруг понял, что никакой это не мальчишка. Это девушка.

«Вервольфовец» поднимался на ноги. Володя потянулся и цапнул кортик.

«Вервольфовец» затравленно поглядел на русского солдата с кортиком, на девушку с пистолетом и одном прыжком исчез из комнаты.

Девушка словно сломилась и беззвучно зарыдала. Володя встал, опираясь о кровать, стащил одеяло и укутал девушку, а потом мягко отобрал пистолет.

— Кто это бы-был? — спросил он.

— Мой жених… — прошептала девушка.

Они познакомились на рождественском балу в канун сорок пятого года. Фрау Зибель, штаммфюрер городской организации «Вера и красота», считала, что девушкам выпускных классов гимназии следует заводить знакомство с курсантами Школы подводного флота: это настраивает молодых людей на идею патриотического брака. После Рождества в Ютландском зале Школы партийное руководство проводило бал для гимназисток и курсантов.

Получилось незабываемо. Звучали вальсы, и оконные стёкла чуть звенели от лёгкой новогодней вьюги. Все девушки были прекрасны, а все юноши — как морские боги. И глаза у Зигги Киперта оказались цветом подобны Атлантике.

В том январе они встречались на мосту Гинденбурга, на полпути между Школой подводников и улицей Лоцманов. В канале Грабен блестела чёрная вода, и над Пиллау сиял маяк. Ещё всё было хорошо: война остановилась на границе, и Зигги мечтал о рейдах к побережью Флориды или устью Ориноко. Они целовались под фонарём, как в песне «Лили Марлен»: «Под тем столбом фонарным шептал я о любви. / Сбегал я из казармы к тебе, моя Лили. / Ты только позови меня, моя Лили Марлен!..» А потом русские начали наступление, и всё стало очень плохо. Маяк погас. Занятия в гимназии прекратились, в здании расположился госпиталь, и Хельга теперь ухаживала за ранеными. На Пиллау обрушился поток беженцев. Пал Инстербург. Взорвался форт Штиле. И славный Зигги Киперт тоже изменился. Он уже не тянул Хельгу в тень, где можно целоваться, не пытался обнять её. Он горел жаждой сражений.

И всё же в самом конце января Зигги сделал предложение. Он встретил Хельгу возле гимназии, опустился в снег на одно колено и вложил Хельге в ладонь золотое кольцо. Хельга знала, что Зигги из бедной семьи. Откуда у него кольцо? И Зигги ничего не утаил. Ему не в чем было упрекнуть себя.

Сейчас, когда Пруссия сражалась, уже не было необходимости в таком количестве восточных рабочих, особенно еврейских женщин. Их требовалось ликвидировать. Колонны евреек со всего Замланда пригнали в Пальмникен — в небольшой городок на взморье. Здесь откос берега был изрыт штольнями, в которых добывали янтарь; они оказались очень удобными для последующего захоронения тел. В штольнях работали офицеры СС, а курсантов привезли охранять колонны. От мокрого ветра перчатки у Зигги прилипали к автомату. Балтика шумела, волны глухо били в глыбы рыхлого льда. Еврейки стояли молча, шеренгами в пять человек, по шагу медленно придвигаясь ко входам в штольни. На Зигги измученно смотрела черноволосая женщина лет сорока. Удивительно, какой красотой природа могла замаскировать вырождение.