Алексей Иванов - Тени тевтонов

Данциг был причиной расцвета Мариенбурга и может стать причиной его краха. Лежащий в устье Вислы, для Польши Данциг был выходом в Балтику. Маркграфы Бранденбурга отобрали его у Польши, а Орден, угрожая войной, купил его у маркграфов. Магистр Зигфрид фон Фейхтванген счёл, что Данциг достался Ордену и по праву меча, и по праву золота. А Польша расценила это как предательство былой дружбы, и епископ Гнезно отлучил Орден от Церкви.

В то время инквизиция истребляла тамплиеров. Дабы не повторить их судьбу, тевтонцам следовало уйти подальше. Лучшим местом для столицы оказался Мариенбург: речные пути по Висле и Ногату вели отсюда в Польшу, в Пруссию и на Балтику — в Данциг. 13 сентября лета 1309 года магистр Зигфрид подписал с маркграфами договор о Данциге и на следующий день во главе Генерального капитула под всеми знамёнами въехал в Мариенбург.

Полтора столетия Орден по-отечески заботливо оберегал и взращивал в Пруссии мирные торговые города, а теперь вероломный Данциг подбил их на мятеж против благодетеля и обратился за помощью к злопамятной Польше. Верховный магистр попал в осаду и лишился советчиков: маршал Ордена находился в Кёнигсберге, трапьер — в Христбурге, шпиттлер — в Эльбинге. От капитула при магистре были только Великий комтур, который командовал Мариенбургом, и тресслер, казначей, но что он мог сделать, если казна пуста?

Фон Эрлихсхаузен шёл ко дворцу. За плечами магистра вздымалась глыба Высокого замка — невозможно огромная, будто из рыцарских легенд. Над собором Девы Марии вытянулась угловатая башня бургфрида. Замок дышал нечеловеческой силой древних тевтонов. Его грубые и тёмные очертания напоминали кирпичный оскал какого-то невидимого исполинского чудовища.

У входа во дворец к магистру подбежал Рето фон Тиендорф, молодой армариус Ордена, хранитель библиотеки и архива:

— Брат Людвиг, могу ли я дать гостю из Ватикана хронику отца Генриха?

Рето нравился магистру своей преданностью и возвышенным взглядом на вещи. Магистр доверял ему, потому что у Рето не было ничего, кроме Ордена. Спасая от чумы, родители отдали его тевтонцам ещё в младенчестве. Старый армариус воспитал и обучил его. Тевтонцам всегда не хватало грамматиков; полвека назад Папа даровал Ордену привилегию на открытие университета в Кульме, но война оказалась важнее богословия и философии. Рето вырос, не зная девиц, его возлюбленной была святая Варвара: юноша переписал её житие для себя и украсил миниатюрами. И денег он тоже не знал — видел их только в руках у шпиттлера. После смерти наставника он сам стал армариусом.

Ватиканского гостя магистр сразу отправил к Рето. Книгочей поведает итальянцу то, что об Ордене должны знать потомки. Возможно, записи брата Сигельда станут последним свидетельством о тевтонцах: их Орден погибнет, как погибли королевства и сеньории крестоносцев в Святой Земле.

— Дай гостю всё, что сбережёт наше имя в веках, — сказал Рето магистр.

Дворцовые покои были выкрашены драгоценной зелёной краской: на сводах сплетались узоры из ветвей и листьев, а на стенах живописец изобразил драпировки. В кабинете, ожидая магистра, на скамьях сидели брат Хубберт — советник, бургомистр Мариенбурга и легист Лаврентиус Блюменау.

— Господин гохмейстер, бедствиям нет конца! — заговорил бургомистр. — Варвары грабят и убивают граждан, бесчестят их жён и невинных дочерей!

Свои замки и города Орден передал наёмникам в залог, но разнузданные табориты не видели разницы между залогом и военной добычей. В городах — и в Мариенбурге тоже — они творили что хотели. Их ротмистры не удерживали воинов от погромов: пусть горожане требуют от Ордена заплатить наёмникам поскорее и сполна. Капитан Червонка, мерзавец с большой дороги, объявил Нижний замок своим и время от времени устраивал перед воротами Среднего замка показательные казни: вешал жителей Мариенбурга, которые осмелились сопротивляться насилию. Всё это было нестерпимо унизительно для Ордена.

— Чем мы сможем их усмирить? — спросил фон Эрлихсхаузен у Блюменау.

Легист славился непревзойдённой изворотливостью. Ордену он служил уже давно — за вознаграждение, конечно. Два года назад император взялся примирить Орден и Союз прусских городов; на суде Блюменау выступил так ловко, что император повелел распустить Союз. Города были взбешены. Ганс фон Байзен, предводитель мятежников, пообещал отрезать легисту змеиный язык, и теперь хитроумный Блюменау помогал Ордену бесплатно.

— Самый простой способ — убить капитана Червонку, — сказал он.

— До негодяя никому не добраться, — раздражённо возразил магистр.

— У вас есть Лигуэт. Найдётся и верный рыцарь. И вы получите убийцу.

Как эта чернильная крыса дерзнула помыслить о святыне Ордена!..

— Я тоже могу отрезать тебе язык! — прорычал магистр.

— Я просто предположил!.. — испугался Блюменау. — Я прошу прощения!

— Убирайтесь оба! — в бессильном гневе фон Эрлихсхаузен схватил со стола подсвечник и со звоном швырнул под ноги Блюменау.

Бургомистр и легист вскочили и, кланяясь, попятились прочь из покоев. Фон Эрлихсхаузен остался наедине с рыцарем Хуббертом Роттенбахским.

Никто не знал, сколько Хубберту лет. Он был самым старым рыцарем Мариенбурга. Полвека назад в битве при Танненберге он сражался рядом с магистром Ульрихом фон Юнгингеном и видел, как тот погиб. Говорили, что это зрелище свело Хубберта с ума. Поляки взяли его в плен, но потом король Ягайло дозволил ему вернуться в замок с окровавленным телом магистра. И Хубберт защищал Мариенбург в ополчении комтура Генриха фон Плауэна.

За прошедшие годы он врос в камни Мариенбурга, как дерево. Он знал все тайны Ордена. Может, он и правда был безумен, но при пяти магистрах он служил хранителем подземного хода, который вёл за линию городских стен. Ход был известен всегда только двоим: магистру и Хубберту Роттенбахскому.

— Ты был у тайника? — спросил фон Эрлихсхаузен.

Тайник находился за городом. Магистр ждал известий от тех, кто ещё мог помочь: от замков Ордена в Ливонии или Германии. Или от жидов.

— Был, — буркнул Хубберт. — Там пусто.

В Германии — глупцы, не понимающие отчаянного положения Ордена. Ливонцы — предатели: они избрали собственного магистра. А ростовщики Праги не ссудят денег, потому что Орден изгонял евреев из своих владений.

— Мы обречены, брат, — зло сказал фон Эрлихсхаузен.

Правый глаз у Хубберта был с бельмом, а левый уставился на магистра.

— Ты сам впустил дьявола! — мстительно проскрипел Хубберт.

— Надеюсь, что в последнем сражении я пробьюсь к Червонке с мечом.

— Не он дьявол! — В руке у Хубберта был посох, и Хубберт в негодовании оттолкнул валявшийся на полу подсвечник. — Дьявол — писец из Ватикана!