Алексей Иванов - Тени тевтонов

— Я ещё не ухожу в поход, — лениво ответил таборит. — Платы не было.

— Тебе и не заплатят, рыжий. У мизгирей закончилось золото.

Червонка не заметил, что девка назвала немцев так, как он сам их называл.

— Откуда ты знаешь, помойная кошка?

— К дочке моего купца ходил человек из замка. Он говорил, что на твоём месте перебил бы мизгирей и продал замок польскому королю.

— Кто этот человек? — напрягся Червонка.

— Его зовут Блюменау.

Червонка вспомнил: тщедушный крысёныш, законник мизгирей. Это он составлял договор между капитаном таборитов и магистром. Он и правда по ночам бегал в город к своей потаскушке и платил караулу на мосту.

Червонка оттолкнул девку, сел и пошарил вокруг себя в поиске штанов.

— Приди ко мне завтра, — сказала девка. — Будет ещё лучше.

Но капитана Червонку сейчас слишком обеспокоило золото Ордена.

Мостовой караул сцапал Блюменау на рассвете и приволок в Пивную башню. Легист перепугался так, что бить его не было нужды, но Червонка для верности всё равно расшиб умнику его учёную морду и пинками сломал пяток рёбер. Хрипя, Блюменау корчился под ногами капитана, весь в слезах, соплях и блевотине. Он подтвердил всё, о чём говорила пленная девка. Гордый и богатый Орден обнищал, как старая шлюха. Он уже не мог никого соблазнить.

Весь следующий день Червонка размышлял, что же ему предпринять. Самое лучшее — побыстрее сменить хозяина: потребовать деньги у поляков и затем отнять крепость у мизгирей. Превратиться из защитников Мариенбурга в захватчиков. Им, таборитам, не всё ли равно, кому служить? Надо срочно отправить гонца на правый берег Ногата, где блистают польские хоругви.

Вместе с решением пришло и облегчение. Червонка плотно пообедал, отоспался в Карване под возом, а потом пошагал к Лихновской башне, готовый отодрать пленную девку так, чтобы чертям тошно стало. Брат Габа, сторож, понимающе осклабился и вытянул из петель на двери тугой железный засов.

В тёмном подвале было пусто, будто в казне у тевтонцев. Девка исчезла. На земле валялся ржавый ошейник — заклёпанный и цепью прикреплённый к стенке. Он словно бы упал, когда пленница стала бестелесным ветром.

Слева тянулась невысокая оборонная стена с боевым ходом, а справа взлетала оплетённая жимолостью стена северного корпуса. Корпус вмещал зал капитула и собор Девы Марии. Рето вёл Сигельда в часовню Святой Анны, укрытую под пресвитерием собора. Над тенистой северной террасой в синем небе висела тяжёлая башня Клеша, и солнце било ей в кирпичный затылок.

— За часовней ухаживает брат Хубберт, — на ходу пояснял Рето. — Ты его не бойся. Рассудок у него уже непрочен, а нравом он гневлив и неприступен, ибо ему тяжко претерпевать свою немощь, но дух его доблестный.

Сигельд вздохнул. Итальянцу было трудно среди суровых немцев.

Полутёмную часовню наискосок пронзали золотые и лазоревые световые полосы от витражей. Сквозь дальний приоткрытый вход была видна восточная терраса, там возле кустов самшита с ножницами возился Хубберт. Верховных магистров хоронили в часовне уже больше столетия. Под белёсыми плитами покоились одиннадцать славных рыцарей. Рето поёжился от благоговейного трепета. В усыпальнице, а не в казне, пребывали сила и слава Ордена.

— Генрих Дуземер… — шёпотом прочитал Сигельд вырезанную на камне надпись. — Пауль фон Русдорф… Конрад фон Эрлихсхаузен…

— Его я уже помню, — негромко сказал Рето. — Он приходится дядей нашему магистру Людвигу… А вот великий Винрих фон Книпроде!..

Магистры, лежащие в часовне Святой Анны, воевали уже с литвинами, а не с пруссами. Пруссию Орден покорил почти двести лет назад. Потом настал черёд Самогитии — Жмуди, которая отделяла Пруссию от Ливонии, самой дальней земли Ордена. А Жмудь срослась с Литвой, и над ней извечно нёсся Витис — белый всадник литовского герба «Погоня». Бунты жмудинов, «рейзы» крестоносцев и ответные набеги литвинов превратили пограничье Литвы и Ордена в смертоносную дикру — пустую пущу бесконечной войны. Винрих фон Книпроде почти одолел врага; в тюрьме Мариенбурга оказался Кейстут, Великий князь Литовский. Но он сумел сбежать, а век победоносного Винриха, увы, не продлился дольше предела, предопределённого небесами.

— Посмотри, — подозвал Сигельда Рето, взволнованный возвышенными чувствами. — Вот Конрад фон Валленроде, проклятый магистр…

— Кто его проклял?

— Криве, главный языческий жрец из тайного города Ромув. Литвины отдали для жертвенного костра семерых пленных рыцарей, и Криве наслал на магистра порчу. Фон Валленроде внезапно умер.

В то время жива ещё была вещая Доротея из Монтау. Она сидела в стене собора в Мариенвердере — сама велела замуровать её. Там, в малой крипте, ей были знамения. Её исповедники потом открыли Ордену, что Доротея увидела, как душа магистра Конрада фон Валленроде, стеная, уходит по дороге в преисподнюю. Такова месть Литвы.

Рето испытывал и гордость за предков, и горечь странной обречённости.

— У вас тут страшно, — тихо признался Сигельд. — И замок ваш страшный.

Рето захотелось приобнять Сигельда и успокоить, как младшего брата.

В капелле потемнело — это старый Хубберт заслонил собой проём входа.

— Какого дьявола вы сюда притащились?! — сварливо прорычал он.

Рето и Сигельд повернулись и поклонились.

— Это наш гость, брат Хубберт, скриптор библиотеки Святого Престола. Я показываю ему, чем славен наш Орден.

Хубберт щурился после яркого света. Был он рослым и широкоплечим, но годы согнули его, и он опирался на суковатый посох.

— Орден славен тем, что незваных гостей всегда гнал взашей!

— Помилуй, брат Хубберт… — обиженно укорил Рето древнего рыцаря.

Хубберт шагнул к молодым грамматикам, протянул длинную костлявую руку, бесцеремонно цапнул Сигельда за плечо и придвинул к себе. Повернув голову, он вперился в итальянца левым глазом — правый затягивало бельмо.

Рето подумал, что Сигельд испуганно отпрянет, но тот словно окаменел. Хубберт всё смотрел и смотрел на гостя. Рето ожидал вспышки гнева — но вдруг случилось то, чего Рето никогда ещё не видел: чёрствое и зверское лицо Хубберта, обросшее седой бородой, треснуло в непонятной улыбке.

— Ладно, оставайтесь, — проскрежетал Хубберт.

Рето испытал огромное облегчение. Не хотелось ссориться с патриархом.

— Покажи нам надгробие магистра фон Плауэна, отец.

Спаситель Мариенбурга не пробыл магистром и двух лет. Против него выступил маршал Михаэль Кюхмейстер. Он заручился одобрением старых рыцарей и созвал конвент, а затем Генеральный капитул. И капитул отобрал у фон Плауэна магистерскую печать и заветное кольцо Германа фон Зальцы.