Алексей Иванов - Тени тевтонов

А дьяволу надоело носиться за Лигуэтом, и он сотворил инкуба. Инкуб получил ровно сто лет — этого должно было хватить, чтобы вернуть меч.

— Не хватило? — с потаённым злорадством спросил Каетан.

— Не хватило! — развёл руками Бафомет в искреннем изумлении.

Встречи с Бафометом тяготили Каетана. Да, связь с дьяволом не была сделкой, и он, Каетан, ничем себя не обременял: за него всю работу выполнит суккуб. А тевтонцев ему не жаль. Они заслужили кару. Однако в праведной мести он, Каетан, оказался на стороне Царя Тьмы — это и угнетало.

Высокий замок был окружён четырьмя линиями крепких кирпичных стен, и Орден отступил на первую линию, включавшую фортификацию ворот, две башни, могучий данцкер с боевой галереей и мельницу. Просторная луговина за Ногатом опустела: король Казимир не выдержал осадной скуки и увёл свои войска, оставив с таборитами надёжную Торуньскую хоругвь.

Рето иногда поднимался на бургфрид и с высоты смотрел на зимние тучи и тёмную реку, изгибающуюся среди оголённых перелесков и белёсых лугов. С болью и обидой Рето думал, что поляки считают орденские порядки ржавой рыцарской цепью, опутавшей их вольность. Но Орден — отец этому простору. Он покорил Пущу и Поморье, он даровал веру, мир и процветание. Он не тратил себя в усобицах, не дробил владения между наследниками, не распылял богатство в затеях тщеславия. Да, Орден суров. Отец и должен быть суровым, как Ветхий Завет. Но люди погрязли в гордыне. И сейчас Данциг куёт золотой топор, чтобы разрубить святую цепь. Король ждёт денег Данцига. Табориты ждут денег короля. А чего ждут рыцари? Божьего заступничества? Видит ли его знамение Дева Мария, что стоит на всех ветрах у стены собора? Есть ли надежда в её огромных каменных очах, или там только лёд и гнев?

В тот страшный день, когда бесповоротно поднялся мост над сухим рвом, Рето протащил Сигельда через входной тоннель Высокого замка в клуатр — открытый двор, окружённый двухъярусными галереями. Магистр Людвиг и рыцарь Хубберт остались сражаться в Среднем замке возле магистерского дворца. Рето уже готов был оплакивать их, но брат Этцель, капеллан, сердито встряхнул его за плечо: старые воины не отдадут свои жизни богемцам! Так и вышло. Через час магистр и Хубберт, шатаясь от усталости, тоже выбрались в клуатр из винного погреба. Мечи их были иззубрены, латы иссечены, а плащи-герренмантели превратились в лохмотья, бурые от чужой крови.

…Отбиваясь, они пятились в глубь дворца. В тупике под капеллой Святой Екатерины они сдвинули сундук, и под ним открылся подземный ход. Магистр лампадой из капеллы освещал себе дорогу по галерее с кирпичными стенами, а полуслепой Хубберт знал путь на ощупь. Он заранее заготовил тут бочонок с порохом. Магистр поставил на него лампаду. Когда рыцари впотьмах добрались до лаза, ведущего в винный погреб Высокого замка, до них донёсся отдалённый гул взрыва и мощного обрушения. Подземный ход был завален.

Магистр фон Эрлихсхаузен, как и прежде, возглавил оборону замка.

Замок был прекрасно снабжён всем, что нужно для долгой осады. Вино, масло, солёное мясо, мешки с зерном и горохом, дрова, сотни арбалетов и связки толстых стрел, испанские аркебузы и французские кулеврины… Водой обеспечивал колодец в клуатре. Для обороны не хватало только людей.

Всех свободных от караула магистр Людвиг собрал в зале конвента.

— Мы — немцы, — сказал он, — и потому ни в чём не уступим мятежникам. Замок будет жить по Статутам. Послабления недопустимы.

И жизнь замка подчинилась прежнему уставу. Колокол-кампан на бургфриде отбивал время. Братья сходились на мессы и выполняли работы. При скудных трапезах чтецы читали о подвигах доблестного Гюнтера фон Арнштайна. Магистр приказал не обогревать дормитории, общие спальни рыцарей, и братья спали в холоде, чтобы всегда быть наготове. Никто не имел права на снисхождение: если брат на трапезе просил добавку, то на следующей трапезе получал ещё меньше; если был недоволен заношенным юбервурфом, то при следующей смене одежды принимал ещё большую рвань; если желал передышки в трудах, ему увеличивали урок. Так сурово тевтонцы жили всегда.

Все обязаны были нести караул. Однажды в галерее, ведущей к данцкеру, Рето увидел призрак польской княгини Жулиты. В открытые бойницы галереи врывалась вьюга, летучий снег закрутился столбом, и в нём проступили черты прекрасной жены. Это и была Жулита. Когда-то её супруг попал в плен и сидел в «железной келье» Мариенбурга; любящая княгиня хотела освободить его и пробралась в замок в одеяниях монаха, но её разоблачили и замуровали в стене галереи заживо. С тех пор мятежный дух Жулиты и бродит здесь по ночам. Он может проклясть рыцаря преступной любовью. Но Рето не боялся призрака.

Да, братьям Ордена любовь к женщине была запрещена. Нельзя обнимать даже сестёр и матерей. И ничто не в силах отменить этот закон. Когда магистр Конрад фон Юнгинген умирал от желчекаменной болезни, лекарь сказал ему, что исцеление — в близости с женщиной. Господь простит. Но магистр сам не позволил себе отступничества от обетов и умер. Способен ли Рето на такое?

Для рыцарей Ордена избавлением от терзаний была святая Варвара. Дочь финикийского царедворца Диоскура, она славилась своей красотой. Высокое взывает к высокому, и Варвара приняла веру в Христа. Диоскур же впал в неистовство: обнажив деву, он истязал её и бичевал кнутом, а потом отсёк ей голову. За это Диоскура сожгла молния. Рето колотила дрожь, когда он думал о блистающей наготе Варвары. Для братьев Ордена эта мученица была той Прекрасной Дамой, которой поклоняются рыцари в миру. Рето уповал, что когда-нибудь на него снизойдёт милость небес — к нему явится Варвара и удостоит облобызать колено или десницу. Но явился трепетный Сигельд.

Караулы отогревались у воротной арки, закрытой поднятой плоскостью большого моста. Здесь стояла жаровня с тлеющими углями. Рето протягивал к теплу замёрзшие ладони и рассматривал свисающую сбоку цепь с чугунными шарами — противовесами малого мостика для пеших. В аду ликующие демоны повесят на него, на Рето фон Тиендорфа, такие же ядра, чтобы он бесконечно тонул в огненной и бездонной геенне, принимая возмездие за свой грех.

Орден был строгим, но великодушным. Он умел прощать тех, кто кается. Прощение исключалось только за три греха. За трусость обезглавливали. За переход в магометанство изгоняли. За содомию бросали в темницу до конца жизни. А несчастный Рето уже прелюбодействовал в сердце своём.

Рето не мог поверить, что он — содомит. Его никогда не прельщали юные послушники, не тянуло покориться воле зрелого мужа. Но неужели в его душе пряталось отравленное семя, которое сейчас взросло ядовитым цветком? Не может быть! Он так истово молился — разве не уловил бы смрада греха? Нет, он слышал только благоухание. Сигельд был слаб, словно дева. В осаждённом замке он казался обречённым на гибель, как святая Варвара в доме Диоскура. И Рето хотел всего лишь защитить друга от угроз. Рядом с ним Рето ощущал себя не козлоногим сатиром, распалённым похотью, а доблестным Гюнтером фон Арнштайном! Да, он братсвященник, а не брат-рыцарь, но любой брат Ордена — всегда воитель. Он, Рето фон Тиендорф, вскормлен историей Ордена, и он не может не быть воином, воином духа! Любовь к Сигельду не сокрушала его добродетель, а укрепляла его доблесть! И что же ему делать? Что делать?..