Юрий Власов - Огненный крест. Гибель адмирала

«Докладываю о некоторых фактах, обнаружившихся при производстве обыска в квартире арестованного по ордеру № 2950 от 10 апреля 1939 года Ежова Николая Ивановича в Кремле:

1. При обыске в письменном столе в кабинете Ежова в одном из ящиков мною был обнаружен незакрытый пакет… в пакете находились 4 пули…

Пули сплющены после выстрела. Каждая пуля была завернута в бумажку с надписью карандашом на каждой: «Зиновьев», «Каменев», «Смирнов» (причем в бумажке с надписью «Смирнов» было две пули).

По-видимому, эти пули присланы Ежову после приведения в исполнение приговора над Зиновьевым, Каменевым и др.

Указанный пакет мною изъят…»

Сувенир, достойный людоедов, из коего следует, что Ивану Никитичу Смирнову вышли две чекистские пули. От первой пули в голову он не умер…

О своем образовании Ежов оставил зловеще-карикатурное свидетельство: «незаконченное низшее». В советской школе 30—50-х годов существовали следующие деления:

— начальное образование (1—3-й классы);

— неполное среднее (1—7-й классы);

— среднее (1—10-й классы).

Похоже, нарком Ежов закончил всего один класс, в лучшем случае — два (иначе он имел бы полное начальное образование). Нет, он уместил за плечи всего один класс — самый первый.

Самого Ежова (бывшего слесаря, бывшего портного, бывшего партийного работника, бывшего наркома) убили выстрелом в голову на Лубянке 4 февраля 1940 г. Любопытно, кто потребовал как сувенир пулю, что пробила голову этого убийцы-коротышки…

И это они нами правили аж до самых 90-х годов. Бесконечный кровавый спектакль. Одни вампиры опускаются на политическую сцену. Действуют — и исчезают, испив крови от всего народа. А на сцене уже паясничают новые кровососы. И все нечистыми пастями сосут, сосут кровь народа. Бесконечная смена имен.

За что такая судьба народу?..

Весь декабрь 1919-го и январь 1920 г. организуется энергичная переброска войск с Восточного фронта на Южный (против Деникина, скоро он в свою очередь передаст власть Врангелю).

В день казни бывшего Верховного Правителя Российского государства адмирала Колчака Ленин отправляет телеграмму в Саратов начальнику Юго-Восточной железной дороги С. Ковылки-ну с требованием «во что бы то ни стало сработаться с Аржановым [78] М. М. Аржанов — начальник Центрального управления военных сообщений Реввоенсовета Республики, был командирован в Саратов для ускорения продвижения войск. ».

Переброска имела первостепенное значение, служебные и личные разногласия ответственных работников не должны отражаться на ней. В начале февраля 1920 г. готовилось новое наступление Красной Армии на Кавказском фронте. Конные соединения были ослаблены в предыдущих походах, остро сказывалось утомление войск, недостаток в материальном обеспечении. В Сводном конном корпусе Думенко, взаимодействовавшем с Первой Конной армией, в ночь на 3 февраля был убит комиссар корпуса В. Н. Микеладзе. Данные обстоятельства наряду с чрезвычайно сложной военной обстановкой вызывали тревогу Москвы. Все вместе это угрожало срывом наступления для окончательного разгрома белых войск.

Поэтому 17 февраля в шифрованной телеграмме Смилге и Орджоникидзе Ленин пишет:

«Крайне обеспокоен состоянием наших войск на Кавказском фронте, полным разложением у Буденного, ослаблением всех наших войск, слабостью общего командования, распрей между армиями, усилением противника…»

Организатором красной кавалерии, отцом ее первых громких побед был казак Борис Мокеевич Думенко, прозванный «первой саблей революции». Борис Мокеевич будет искусственно пристегнут к этому самому делу об убийстве комиссара Микеладзе. Он будет выставлен перед Москвой виновником самосуда и вообще разложения красной кавалерии. О том побеспокоятся вожди Первой Конной, и в первую очередь Семен Михайлович Буденный [79] Из рук маршала Буденного я получил значок «Мастер спорта СССР» в 1957 г., а в 1960 г. — орден Ленина. . Непосредственными исполнителями плана уничтожения Думенко окажутся С. Тимошенко и Б. Горбачев. Они напоят Думенко, завернут в ковер и увезут на тачанке — взять его из верной ему части открыто не представлялось возможным. Казаки изрубили бы за Думенко кого угодно.

Нахрапистые, жадные до власти, орденов, благ и баб, отцы командиры Первой Конной уберут таким образом человека, от которого недавно зависели, которому обязаны успехами и перед которым выглядели недомерками. Так горело избавиться от того, кому они обязаны всем и кто знает цену каждому из них! Ведь даже Буденный начинал у Думенко, он ему дал простор, имя, веру в себя. Да разве ж такое можно простить.

И Борис Мокеевич дождался благодарственной пули.

С маршалами Батицким и Тимошенко я окажусь на лосиной охоте в 1965 г. Павел Федорович после ужина отправится на покой. От забот и хлопот был он немногословен, от недосыпов под глазами набухли черные натеки. Павел Федорович, сколько я его ни видел, не пил… разве что глоток-другой, а Семен Константинович пригубил рюмочку-вторую белой. В тот год ему было семьдесят.

Павел Федорович лишь вспомнил, что служил под началом Тимошенко, вспомнил изнурительные конные марши, маневры еще до войны с Гитлером, — и грузно поднялся в свою комнату.

А Семен Константинович пустился в воспоминания, не без моей помощи. Передо мной сидел человек из тех лет, с ума сойти можно: с 1915 г. в кавалерийской части пулеметчиком, после революции бои под Царицыном (Семен Константинович поведал о знакомстве со Сталиным — очень колоритная сцена, словно выпавшая к нам из кровавой смуты), финская война, неожиданное назначение на пост наркома (Тимошенко об этом рассказывал подробно), общение со Сталиным и, наконец, Великая Отечественная война…

Запись той же ночной беседы покоится в моем архиве (Господи, сколько же этот архив странствовал по чужим, но верным квартирам — ни одна не предала!). Я обладал натренированной памятью и мог на бумаге воспроизводить многочасовые беседы без каких-либо пропусков, сохраняя даже оттенки речи, особенности в поведении рассказчика, перемены погоды за окном — память не знала ограничений.

Возвращаю же к жизни ту охоту и речение Семена Константиновича из-за… Михаила Николаевича Тухачевского. Сейчас то, о чем говорил маршал, приобрело совершенно иное звучание. Не стану копаться в архивных папках, воспроизведу тот сказ по памяти, хотя в архиве отмечено все — до числа, часа и каждого имени.

Данный случай имел место в бытность Семена Константиновича заместителем командующего войсками Киевского военного округа, то бишь после сентября 1935 г., но до 1937-го.

На поздневечернем обеде у Сталина вспыхнул спор между бывшими конармейцами и высшими командирами другого происхождения, подразумевалось «господско-интеллигентское» (то есть из «бывших»). Спор — кто сильнее. Сильнее в буквальном смысле. Мол, никто не смеет тягаться с кавалеристами Первой Конной. А Тухачевский вспылил, завелся, вышел на свободное место, сбросил командирский ремень: а ну давай!